Алексей Балакаев - Бамбуш

Рисунок я решил замазать: большую кисть макнул в ведро, где была разведена известь. И вдруг за спиной услышал громкий хохот:

— Ха-ха-ха!.. Вот это здорово!

Повернувшись, я увидел коренастого смеющегося Ермотика. За ним стоит Михаил Александрович и тоже смеется.

Боря ощетинился, как котенок перед собакой, и, боязливо пробравшись к двери, опрометью выскочил на улицу.

— Эй, мальчик, остановись! — вслед ему крикнул Ермотик.

— Что за мальчик? — поинтересовался Михаил Александрович.

— Боря… Борис, — ответил я.

На планерках несколько раз возникал разговор о недобросовестном отношении Тани и Ани к работе. Девушки давали слово, что исправятся, но работали по-прежнему плохо. Их стрелки обрастали грязью.

Карикатуру на девушек прикрепили в самом видном и людном месте: на стене вокзала.

Рисунок привлек всеобщее внимание. Вокруг толпился народ. Оживленно обсуждали детали, смеялись.

Девушки с опухшими от слез глазами прибежали к начальнику станции.

— Михаил Александрович, мы исправимся. Честное слово, исправимся. Только снимите карикатуру, — умоляли они.

Это, конечно, ободряло меня. Значит, рисунок подействовал. Но и слова Бори все еще продолжали тревожить. Тот, кто рисует человека безобразным, считал мальчик, — злой человек. Таня и Аня — девушки красивые. Имел ли я право так искажать природную красоту!

«Нет, Боря, ты неправ, — думал я. — Пусть они внешне красивы, но, если у них в душе изъян, мы должны любым способом вскрывать их недостатки». Мысль эта успокаивала меня.

Когда пришел Боря, я спросил:

— Почему ты вчера убежал?

— А эти взрослые — злюки.

— ?!

— Меня один дядька, когда я грелся в вокзале, взял за уши и вытолкнул на улицу.

— Ты, наверное, баловался.

— Нет. Он меня даже вором обозвал. А я у людей ни одной картав [1] Карта́в — картошка. По техническим причинам разрядка заменена болдом ( Прим. верстальщика ) не стащил. Я выпрашиваю.

Слова его были совсем не по-детски горькими.

— Ты что же, попрошайничаешь?

— Как же иначе? Мама болеет.

— А у тебя есть братья?

— Нет, я у мамы один-единственный.

— А кто такой дед Далчи?

— Мамина родня.

— Вместе живете?

— Нет же. Если человек в беду попал, думаешь, кто-нибудь станет жить с ним…

— А раньше вместе жили?

— Да. Когда мама была здорова, она помогала деду Далчи коров пасти. А когда мама слегла, вместо нее я пас коров.

О небо, о земля! Такой маленький мальчик, вместо того чтобы играть в мяч, альчики, бегать наперегонки, совсем как взрослый разговаривает со мной о трудностях жизни.

В этот день мы стали с Борей больше чем друзьями — братьями.

Мать Бори, Шарка́, напялив на плечи ватное одеяло, ссутулившись, сидела на деревянных нарах.

Мальчик подошел к матери и спросил:

— Мама, чай пила?

— Пила.

— Картав, что была в миске, ела?

— Ела.

— Мама, Бадма мой друг, — сказал он, будто только сейчас вспомнив обо мне. — Познакомься.

— Наш Борис все время говорит о тебе. Дорогой брат, прошу тебя, будь внимателен к моему сыночку. Он у меня единственный, — сказала Шарка, тяжело дыша.

— Не горюйте, сестра. Борис умный мальчик, — успокоил я ее.

Моя похвала не понравилась Боре. Он метнул на меня холодный взгляд и хотел что-то сказать, но подошел ближе к матери, сел рядом с ней и необычайно нежно спросил:

— Мамочка, не мерзнет ли у тебя спина?

Поправил одеяло на ее спине.

— Брат, ты из какой местности? — спросила Шарка.

— Из Бару́на.

— Значит, мы земляки. Мы из Ниця́на.

Шарка глубоко вздохнула.

— Да. В тридцати километрах друг от друга жили, — ответил я.

— Теперь где живешь?

— Здесь. Уже четыре месяца как переехал со станции Козульки́.

— Поэтому раньше я не встречала тебя на нашей станции…

Шарка хотела что-то добавить, но сильный кашель оборвал ее слова. Ей стало плохо. Боря проворно вскочил, достал из-под нар консервную банку.

Я простился с матерью Бори и вышел на крыльцо. Мальчик пошел меня провожать. Я предложил ему:

— Давай пойдем к нам.

— Зачем я пойду к вам? — возразил Боря.

— Я познакомился с твоей мамой, а теперь ты должен узнать мою.

Мальчик долго стоял в раздумье. В голове моей мелькнула мысль: «Надо мальчика привести домой и попросить маму выстирать и залатать ему одежонку».

— Ну ладно, пойдем теперь к тебе, — наконец согласился Боря.

Не успели мы спуститься с крыльца, как навстречу нам показалась тетя Феня. Боря юркнул за мою спину. Она спросила: