Константин Кислов - На узкой тропе [Повесть]

— Никуда с тобой не пойду, — огрызнулся Роман. — Не обманешь!

— Эх ты, совсем дурной. Идем, идем, полежишь! Пойдем! — и, схватив Романа за руку, потащил его за собой.

— Скорее… Проснется хальфа — очень плохо будет.

Скатившись по песку вниз, они оказались в землянке, довольно просторной, с полуобвалившейся передней стенкой, где должна быть дверь. Здесь пахло прелой травой, полынью, было прохладно.

— Сиди тихо, — приказал Саидка и убежал. Но скоро вернулся с консервной банкой, полной воды. Поставил ее возле Романа. Достал из-за пазухи кусок лепешки и накрыл им воду.

— Твой обед, — сказал он и опять куда-то исчез.

Роман, не поднимаясь, дотянулся рукой до консервной банки и со всей силой, какая еще была в нем, ударил кулаком. Банка отлетела к стенке, вода выплеснулась на жесткую, как камень, землю и долго перекатывалась по ней округлыми, точно ртуть, каплями.

— Пейте и ешьте сами! — со злобой прошептал Роман и заплакал.

Когда учитель узнал от ребят, что Душанба загрустил и даже заплакал, это его обрадовало и вселило уверенность, что он имеет дело с человеком, которому надоела оторванность от жизни. Он не хотел пока торопить события. Вот почему, когда к нему опять пришли ребята, он дал им книгу «Насреддин в Бухаре» и сказал:

— Книга для Душанбы, ребята, сейчас хорошее лекарство. Отнесите ему.

— Так он же неграмотный, Джура Насырович! — удивленно воскликнул Федя. — Он же не умеет читать.

— В том-то и дело, что он умеет читать и писать, — сказал учитель и загадочно улыбнулся. — Он грамотный!

— Грамотный? — переспросил Иргаш. — Непохоже… А потом, почему он молчит? Он что, глухонемой?

— Все у него есть, ребята. Все для того, чтобы быть человеком. Вы только не торопите его. Так будет лучше…

И вот мальчишки снова в больнице. В узелке, вместе с фруктами и кишмишом, книжка про хитрого, но честного Насреддина. Принял передачу сам доктор Мирзакул. Он стоял в дверях, его глаза улыбались сквозь толстые стекла очков, но к Душанбе не пропустил. Больной спит, сказал он.

— Ему надо было еще сказки принести, — заметил Федя. — Читает, наверно, плохо, по складам. Что серьезное — не поймет, а в сказке просто: про волков, про медведей.

— Ему про людей надо читать, — возразил Иргаш. — И про хороших людей, а не так себе…

— Интересное у нас дело, Капитан. Правда?

— Не знаю.

— Чего не знать? Конечно… Ромки нет — жалко, — с грустью заметил Федя. — Заходил к нему, мать сказала: пошел к дедушке Хвану. От большого дела удрал, обиделся.

— Придет. Позадается немножко. За такую обиду ему надо по шее дать, — сердито сказал Иргаш.

Они присели у карагача в палисаднике и стали ждать, когда появится в больничном окне Душанба. Федя, не отрывая взгляда от окна, продолжал думать о Ромке. Даже не верилось, что его нет рядом, не слышно озорного смеха. Конечно, Ромка есть Ромка, он никуда не денется, но все же раздор такой ни к чему… А Ромка все равно был неправ, когда так нехорошо говорил о Душанбе. Ошибается. Надо слушать, что говорит учитель. Он больше видел, воевал с фашистами, а Ромка — что он знает?

— Эй, Звонок, уснул что ли? Гляди!

У окна сидел Душанба и рассматривал книгу. Ребятам было видно, как он перелистывал страницу за страницей и улыбался.

— А ты говорил: не поймет, — шепнул Иргаш.

— И ты говорил. Значит, Ромка угадал: обманывает всех на свете.

Душанба неожиданно рассмеялся. Но этот смех его совсем не походил на тот хохот, каким он наводил на ребят страх. Сейчас он смеялся просто, как человек, которому очень весело. Смеялся и что-то говорил, пока не увидел ребят, притаившихся под карагачом. Увидел и тотчас же бросил книжку. Потом распахнул окно, затянутое сеткой, сел на подоконник, и опять в его глазах появилась тоска и боль.

— Забесился, — прошептал Федя. — Опять дерет волосы. Вот артист!

— Ему стыдно, понимаешь? Он взрослый. С учителем говорил, с доктором тоже, наверно, говорил, а с нами не хочет. Какой к нему подход придумать… Давай уйдем. Пусть немножко успокоится.

Ребята ушли. Они не видели слез на глазах Душанбы, не видели, как он упал на койку, в отчаянии обхватив голову руками.

…Утром в больницу пришел Джура Насырович. Еще вчера он узнал от доктора о новой вспышке психоза у Душанбы. И теперь ему хотелось поговорить с ним с глазу на глаз.

Еще из двери учитель увидел, что на койке их подопечного сидел совсем другой человек — без бороды, с аккуратно подстриженной головой. Насыров даже слегка растерялся. А тот сидел на краю койки и холодно смотрел на учителя. Худой и болезненно желтый, с остро выступающим кадыком на тонкой, как изогнутая палка, шее, он походил на тощую пугливую птицу, совершившую трудный перелет.