Тодд Хазак-Лоуи - Где-то в мире есть солнце. Свидетельство о Холокосте

Эта тренировка примерно в десять раз жестче всех прежних, а у нас бывали серьезные тренировки, можете мне поверить.

— Петр Адлер? — переспрашиваю я.

— А кто же? Питер Пэн? — сердито отвечает Франта. Мальчики смеются.

Это самая важная наша тренировка: мы добрались до финала. Честное слово, мы вышли в финал! Сам еще не вполне в это верю. Проигрывали комнате 9, а в итоге победили со счетом четыре — три. Теперь нам предстоит играть с комнатой 1. У них в команде Отто Хирш и Зденек Тауссиг, каждый из них лучше любого нашего игрока. Комнату 5 они разгромили со счетом семь — два.

Пот заливает глаза. Самый жаркий день за все время моего здесь пребывания.

— Я оттесню его к боковой линии.

— Верно! — Франта удовлетворенно кивнул. — Когда мы обороняемся, боковая — твой союзник. Нельзя уступать им середину поля. Середина принадлежит нам.

Развернувшись, Франта ткнул пальцем в следующего:

— Коко!

— Ага!

— Бьют угловой. Ты стоишь на воротах. Тебя не устраивает, как расположились Павел и Иржи. Как поступишь?

— Скажу им.

— Скажешь? — брови Франты поползли вверх.

— Ну да, скажу.

— Нет, ты должен не сказать — крикнуть. «Павел, карауль Отто! С другой стороны! Справа! Иржи, два шага назад! Давай!» Тут ты командир, и тебе не до хороших манер. И вы все не забывайте разговаривать, окликать друг друга, держать связь. Будем играть командой, — Франта сжал руку в кулак, — победим. Будем играть каждый за себя — проиграем. Все просто.

Он скрестил руки, темный от пота овал на спине его рубашки растянулся и превратился в круг.

— Все сюда.

Мы поднялись и плотно обступили Франту. Павел, Феликс, Пудлина, Коко, Горилла, Педро, Иржи, Лео, Гануш, Майошек, Эрих, Гриззли, Карп и я.

— Рим, рим, рим, темпо нешарим! — прошептал Франта и вытянул руку. Все шепотом повторили за ним это заклинание, наши ладони легли поверх руки Франты.

— Рим, рим, рим, темпо нешарим! — повторил он громче.

— Рим, рим, рим, темпо нешарим! — подхватили мы.

— Рим, рим, рим, темпо нешарим! — Франта.

— Рим, рим, рим, темпо нешарим!

— Рим, рим, рим, темпо нешарим!

— Рим, рим, рим, темпо нешарим!..

Не осталось больше ничего, только наши голоса эхом отдаются от дальней стены этой дурацкой тюремной башни и медленно возвращаются к нам.

— Отличная тренировка! — подытожил Франта. — Ступайте в комнату, умойтесь. Через двадцать минут встречаемся в подвале девчачьего корпуса.

— А что там? — поинтересовался Горилла.

— Кое-что новое, — ответил Франта. — Давайте быстренько.

— Мы комнату 1 на куски порвем, — заявил Феликс на обратном пути.

— А по-моему, нам бы хоть на один гол больше забить, — возразил Павел.

— Ага, — кивнул Эрих.

Мы перешли через пути — новая дорога заходила внутрь лагеря. Неделю назад по этим рельсам прибыл первый поезд. Недлинный, привез около сотни евреев. А еще через пару дней — второй, привез столько же. Говорят, оба транспорта из Берлина. И никого не отправили на восток на этих поездах, когда те уходили из лагеря. Но ведь вряд ли рельсы проложили только ради того, чтобы завезти сюда пару сотен человек.

Дальше мы шли вдоль путей, пока рельсы не кончились.

Хорошо, что Франта выбрал подвал, а не чердак. Здесь душно и припахивает паутиной и пылью, но хотя бы прохладно. Многие сидят на полу, в том числе девочки, — все лицом в одну сторону. Я заметил Инку, ее рыжие волосы зачесаны набок. Здесь, как и почти всюду у нас, очень шумно.

— Дети, дети, успокойтесь! — взывает мадриха. Так называются мадрихи-женщины.

Взывать ей пришлось долго, но наконец шум почти стих. За спиной мадрихи сидят на стульях двое мужчин постарше. У обоих волосы густые, темные, у худого они треугольничком спускаются на лоб, другой с виду какой-то сонный.

— Я Рези, — представилась нам мадриха. — Привет.

Кто-то из ребят ответил «привет», но я промолчал, и Иржи, сидевший возле меня, тоже.

— Кто из вас, — заговорила Рези, перебрасывая через плечо толстую каштановую косу, — пел в нашем хоре или играл в спектакле?

Я поднял руку, и большинство ребят тоже.

— Хельга! — Рези указала на девочку, сидевшую с краю. — Ты пела или играла?

— Пела, — ответила девочка, со своего места я не мог ее разглядеть. — Мы поем по-чешски, а иногда на иврите.

— Хорошо, — сказала мадриха. — Это хорошо. А спектакли — кто играл в спектакле?

Вместе с кучей других ребят я поднял руку. Почему-то спектакли ставить нам нацисты не запрещали, я так пока и не понял почему. Вдруг я сообразил, что Рези указывает на меня: