Кэтрин Эпплгейт - Айван, единственный и неповторимый [litres]

«Я обещаю, Стелла, – говорю я, – даю тебе слово силвербэка».

Знание о том, что Стеллы больше нет, приходит ко мне еще до того, как это узнают Мак и Боб – и даже Руби.

Я знаю это так же, как вы знаете, что лето кончилось и зима уже в пути. Я просто это знаю.

Стелла однажды поддразнивала меня, говоря, что слоны превосходят обезьян, потому что сильнее их способны ощущать радость и скорбь.

«У вас, горилл, сердца сделаны изо льда, Айван, – говорила она, поблескивая глазами, – а наши – из огня».

Сейчас я отдал бы весь изюм в глазури на свете за то, чтобы мое сердце стало ледяным.

Боб услыхал от одной заслуживающей доверия крысы, что тело Стеллы увезли в мусорном грузовике.

Чтобы уложить ее туда, понадобилось пять человек и автоматический погрузчик.

Весь следующий день я пытаюсь утешать Руби – но что я могу сказать?

Что Стелла прожила долгую и счастливую жизнь? Что жила так, как должна была? Что умерла в окружении тех, кто ее любил?

Ну, по крайней мере хоть это правда.

Джулия плачет весь вечер, пока ее отец подметает и моет полы, вытирает пыль и чистит унитазы.

Когда появляется Мак, Джордж кидается к нему. До меня доносится лишь несколько слов: «ветеринар», «должен был», «скверно».

Мак пожимает плечами. Сгорбившись, он уходит, не сказав ни слова.

Когда Джордж стирает следы пальцев с моего стекла, щеки у него мокрые. В глаза мне он не смотрит.

Когда все люди расходятся, я отправляю Боба проведать Руби. «Как она?» – спрашиваю, когда он возвращается.

«Вся дрожит, – отвечает Боб. – Я попытался прикрыть ее сеном. А еще сказал, чтобы не волновалась, потому что ты ее вызволишь».

Я пристально гляжу на него: «Ты так ей и сказал?»

«Ты обещал Стелле. – Боб опускает голову. – Я хотел, чтобы малышке полегчало».

«Мне не стоило давать этого обещания, Боб. Я только хотел… – Я указываю на владения Стеллы и, кажется, на мгновение забываю, как дышать. – Я, наверное, просто хотел успокоить Стеллу. Но я не могу вызволить Руби. Даже самого себя не могу».

Я шлепаюсь на спину. Цементный пол всегда холодный, но сегодня я ощущаю это особо остро.

Боб забирается ко мне на живот. «Ты Айван, единственный и неповторимый, – говорит он. – Могучий силвербэк».

Он начинает лизать мой подбородок, и на этот раз явно не в поисках остатков еды.

«Повтори», – требует Боб.

Я отворачиваюсь.

«Повтори, Айван».

Я не отвечаю, но Боб лижет мой нос до тех пор, пока я не выдерживаю.

«Я Айван, единственный и неповторимый», – бормочу я.

«И никогда не смей забывать об этом», – говорит он.

Когда я поднимаю глаза к стеклянному потолку ресторанного дворика, то вижу, что сегодня луна, которую так любила Стелла, закутана в облака, как в саван.

Всю ночь напролет Руби стонет и всхлипывает. Я расхаживаю по своим владениям. Не хочу случайно заснуть – вдруг ей что-нибудь понадобится.

«Айван, – мягко говорит Боб, – поспи немного. Пожалуйста. Пожалей себя. И меня».

Боб не может спать иначе как у меня на животе.

Я слышу шуршание. «Айван?» – зовет меня Руби.

Я кидаюсь к окну: «Руби, ты в порядке?»

«Мне не хватает тети Стеллы, – всхлипывает Руби. – И еще моей мамы, моих сестер, моих теть и кузин».

«Знаю», – говорю я, потому что ничего другого мне в голову не приходит.

Руби прерывисто вздыхает: «Я не могу заснуть. А ты не знаешь историй вроде тех, что рассказывала тетя Стелла?»

«Вообще-то нет, – признаюсь я. – Истории тут рассказывала только она».

«А ты расскажи мне о том, как был маленьким, – упрашивает Руби. Она просовывает хобот сквозь прутья. – Ну пожалуйста, Айван».

Я скребу в затылке, потом признаюсь: «Я плохо запоминаю события, Руби».

«Это правда, – поддерживает меня Боб, – у Айвана ужасная память. В этом он полная противоположность слонам».

Со стороны Руби слышится долгий прерывистый вздох: «Ну ладно. Все нормально. Спокойной ночи, Айван. И тебе, Боб».

Я слушаю всхлипывания Руби в течение нескольких ужасно долгих минут.

А потом вдруг слышу собственный голос: «Жила-была как-то горилла по имени Айван».

И тогда медленно и с усилием я начинаю вспоминать.