Радий Погодин - Утренний берег

— Не могу, — сказал Валерка, — мы карточки печатаем.

— Хорошо, — сказал отец, с многозначительной интонацией: — Когда кончишь печатать, зайди ко мне.

— Хорошо, — откликнулся Валерка.

Рэмка молчал — чего ж тут хорошего. И еще не известно, в какую квартиру пошла Катина мама, — в свою или в Рэмкину.

— Что будем делать? — прошептал Валерка, наклоняясь к его уху.

— Терпеть. Тебя первый раз дерут, что ли?

— Да я не о том. — Валерка сдержанно засопел. — Я спрашиваю, — что теперь с Катей делать? Теперь она к нам и близко не подойдет. Давай знаешь что? Давай напишем ей письмо. Ты стихи умеешь сочинять?

— Еще чего? Тебе нужно, сам и сочиняй. Ты влюбленный.

Валерка покорно уселся на край ванны, закатил глаза и зашевелил губами.

— Надо же, — усмехнулся про себя Рэмка. — Я бы ей написал, я бы сочинил: «Повернись пять раз винтом, подавись своим бантом!» — Рэмка засмеялся.

Валерка поерзал на ванне.

— Перестань, с мысли сбиваешь. — Он еще больше закатил глаза. Наконец сказал:

— Вот. Слушай:

Валерка снова наклонился к Рэмкиному уху.

— Это только начало. Самое главное будет дальше.

Рэмка фыркнул.

— Я ей так поклонюсь, что все банты растеряет. Сам можешь кланяться, а меня не припутывай! И вообще стихи твои барахло.

— Ты и таких не можешь, — обиделся Валерка. — Я классик, что ли?

— Не классик, так и не берись.

Валерка вспылил. Он вскочил с ванны и закричал:

— Ты виноват, ты! Ты Катьку за косу схватил…

— Так, значит, — прошипел Рэмка. — Ну и ладно, ну и катись к своей Катерине и кланяйся ей в ножки!

Рэмка в сердцах хлопнул дверью и ушел домой.

Рэмка дал себе слово ни за что не подходить к Валерке первым, не искать примирения, не здороваться даже. Ему казалось, будто отняли у него что-то важное и ценное и отдали другому.

Рэмка сидел на барабане с бронированным кабелем и старался отколупнуть кусочек изоляции. Электрики тянули кабель к исследовательскому институту, а может быть, к новой станции метро; может, к строительству кинотеатра с круговой панорамой. Куда — никто из ребят толком не знал. Кабель был обвит толстой стальной лентой, а сверху еще вымазан буроватой смолой.

«Проколупаю дырочку, тогда Валерка сам ко мне подойдет и прощения попросит», — думал Рэмка, хоть и знал отлично, что кабель не расковырять даже ножом.

Задумает мальчишка: «Если увижу, как падает звезда, будет мне удача». А звезд на небе много. И вдруг одна задрожит, замигает и покатится вниз, прямо в мальчишкину шапку. Нужно только очень хотеть.

Дружили они с первого класса, сказав за сараями клятву «Небо, земля, сталь и честь. Хук».

Последнее слово значило, по-индейски, что сказано все и к сказанному добавить нечего. А слово «любовь» они до сего времени употребляли лишь применительно к котлетам, боксу и компоту.

Рэмка колупал смолу на бронированном кабеле, сосал пальцы, стертые в кровь, и не видел, что его друг Валерка кружит около барабана.

— Рэмка.

Молчание.

— Рэмка, ты что, язык прикусил?

Молчание.

— Рэмка, я знаю, что делать.

— Ну и знай. Я с тобой разговаривать не хочу.

Но слово было сказано.

Валерка тотчас взобрался на барабан, обхватил Рэмку за плечи, пошлепал по спине доброй ладошкой и зашептал на ухо:

— Гипноз нужно…

— Ха-ха! Может быть, ты Кио из цирка позовешь?

— Не прикидывайся. Ты врожденный гипнотизер. Глаза у тебя черные, уши оттопырены, губы тонкие, подбородок, как кирпичина. Все приметы сходятся.

— А у тебя нос кривой и брови разного цвета.

Валерка еще раз шлепнул товарища по спине.

— Плевать на брови! Плевать на стихи. Стихи — ерунда!

Валерка соскочил с барабана, выставил перед собой руку и поднял большой палец.

— Смотри сюда… Концентрируй волю…

«Не можешь без меня, — удовлетворенно подумал Рэмка. — Все кричишь — „я“ да „я“, стихоплет липовый! Вот если бы Катька знала, кто из нас гипнотизер». А вслух Рэмка сказал:

— Последний раз тебе помогаю. Если ничего не получится, больше ко мне не приставай. У меня своих дел много.

Катя сидела у открытого окна, читала «Три мушкетера». «Если бы здесь был хоть один настоящий мушкетер, он, может быть, открыл бы сейчас дверь, взмахнул своей шляпой и сказал вежливо: „Моя шпага к вашим услугам. Я жду приказа…“» Катя глянула в окно. Дворничиха, тетя Настя, раскатывала черный шланг для поливки. Валерка и Рэмка лезли на крышу сарая, как раз напротив ее окна. «Чего это они на крышу лезут? — подумала Катя. — Бездушные у нас мальчишки и некрасивые».