Дарья Варденбург - Никита ищет море [litres]

– Вот что. До захода солнца три часа. Я тебя отведу к морю прямо сейчас. Час на дорогу туда, час – на дорогу обратно, час – про запас.

Никита остановился и в изумлении уставился на бабушку.

– А что ж ты вчера нас до моря не довела? – возмущенно воскликнул он.

Бабушка подняла руки в примиряющем жесте.

– Я думала, что Оля справится.

– Ты думала?!

– Если будем стоять тут и спорить, никуда не успеем, – сказала бабушка и первая тронулась с места.

Между Бобрей и Луковым они встретили путников. Никита догадался, кто они такие, сразу: как только их колеблющиеся в вечернем мареве фигуры появились на холме, он узнал могучие обезьяньи плечи Кузина и покачивающийся из стороны в сторону вопросительный хвост Спутника. Сердце Никиты тяжело забилось и по мере сокращения расстояния между ними билось все громче. Когда Кузин и Спутник подошли настолько, что можно было разглядеть шелуху от семечек на животе Кузина, Никита чуть не задохнулся от собственных сердечных ударов. Спутник, узнав его, бешено завилял хвостом и припустил вперед. Спустя несколько мгновений Никита уже сидел на корточках и обнимал пса, а тот лизал ему уши и тыкался носом в шею. Это было щекотно и приятно, и Никита тихо рассмеялся, хотя тень Кузина, подползающая к ним по дороге, наводила на него страх.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась бабушка с Кузиным, когда тот подошел. – Доброго вам дня.

– Дбрня, – отозвался Кузин.

Он стоял и, немного покачиваясь, без улыбки оглядывал бабушку и Никиту.

– Домой? – светски осведомилась бабушка.

Кузин что-то пробурчал, махнул рукой назад, в сторону Лукова, а потом мотнул головой вперед, в сторону Бобри. Бабушка понимающе кивнула. Никита, продолжая гладить Спутника и трепать его теплые мягкие уши, осторожно посмотрел на Кузина снизу вверх.

– Сегодня такая погода хорошая, – проговорила бабушка.

Кузин харкнул, хрюкнул и сказал:

– Да.

Никита решился. Покрепче обхватив Спутника руками, чтобы не было так страшно, он громко выговорил, глядя на Кузина:

– Это я в ваш забор камень кинул.

Кузин харкнул еще раз, с непонимающим видом повертел головой и наконец остановил свой взгляд на Никите.

– А?

– Это я кинул камень в ваш забор! – срывающимся голосом повторил Никита.

– И чего? – спросил Кузин у Никиты.

Никита растерялся.

– Ничего, – тихо проговорил он. – Извините.

Кузин харкнул в третий раз. Возможно, это означало, что извинение Никите даровано. Бабушка побарабанила пальцами по термосу. Спутник смирно сидел в объятиях Никиты и с любопытством разглядывал ползущего по земле лосиного клеща. Когда клещ ему надоел, Спутник тряхнул головой, уткнулся носом в ключицу Никиты и засопел, прикрыв веки.

– Вы знаете, – заговорил Никита, снова поднимая глаза на Кузина. – Вы знаете, собак нельзя бить.

Кузин смотрел на него ничего не выражающим взглядом. На миг Никита ощутил бессилие – как будто он пустое место, до которого никому нет дела, и слова его ничего не значат. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы продолжить.

– Это нечестно! – сказал он. – Тем более когда собака вас любит. И верит.

Голос задрожал, глаза защипало.

– Да, Никита, – раздался голос бабушки. – Ты совершенно прав.

Она говорила это и пристально глядела на Кузина. Тот, встретив ее взгляд, сощурился и отвел глаза. Сунул руки в карманы, коротко свистнул и пошел прочь. Спутник поставил уши торчком, выпрямился и, высвободившись из рук Никиты, потрусил следом за Кузиным. Они уходили: Кузин – не оборачиваясь, Спутник – поминутно оглядываясь и виляя хвостом. Никита сел прямо на дорогу, в пыль, вытянул ноги и устало посмотрел им вслед.

– Ты хорошо говорил, – сказала бабушка. – Это были слова достойного и храброго человека.

– Спутник все равно ушел, – пробурчал Никита.

– Он так решил, – сказала бабушка. – Но он знает, что ты его любишь. Так что вы еще много раз встретитесь и будете вместе играть, гулять и таскать у меня из холодильника котлеты.

Она открутила крышку термоса.

– Чаю хочешь?

После Лукова они не повернули ни направо, ни налево, а пошли прямо и вскоре оказались в темной лощине среди высоких суровых елей. Дорога сужалась, истончалась и в конце концов превратилась в худосочную тропу, которая лавировала между ямами и кочками.