Владимир Корнев - Письмо на желтую подводную лодку [Детские истории о Тиллиме Папалексиеве]

— Возмутительно интересная точка зрения! — Услышав горячий спор, к мальчикам подсела Юля и вставила свое словцо: — Ну, тебе-то не стать ни музыкантом, ни полководцем. Куда тебе, Шурик!.. Бонапарт был великим медиумом — читал мысли окружающих и знал их секреты!

— Что тут булькнуло? — презрительно бросил Матусевич. — Григорович, а ты чё сюда припёрлась? Тут мужчины разговаривают… Наполеон не простой медиум, он великий магистр, который познал торсионное поле…

— Что за поле такое? — заинтересовалась сидящая на соседнем ряду Наташа Плотникова. — Я слышала только про магнитное и гравитационное.

— Да вы еще совсем дети! — хмыкнул Шурик. — Слушайте и запоминайте! Для малограмотных, — он обернулся, посмотрев на Григорович, и назидательно продолжил: — Вселенная устроена так: есть минеральная жизнь, растительная, животная, человек. Но человек — не венец мироздания на этой интеллектуальной лестнице. Есть нечто, о котором знают только посвященные! А для таких, как Юля, — с пузыриками в голове, это нечто непознаваемо, как непознаваем для растения животный мир… — Тут Матусевич перешел на таинственный шепот: — Торсионное поле — поле сознания Вселенной! На примитивном уровне я вам попытаюсь объяснить. Это как выключатель: выключили — лампочка не светится, включили — что-то из нее потекло, кругом засияло. Стоишь не думаешь — голова «не светится», начал думать — голова «засветилась» торсионным излучением. Все наши мысли материальны, как и электромагнитные световые волны, а если мысли материальны, то что? — Матусевич обвел всех глазами. — Значит, их можно украсть! Вот великий магистр Наполеон и мог управлять этим полем, благодаря чему достиг высшего познания принципов глобального управления!

Теперь о том, как это происходило. Стоило ему пожать перед битвой руку парламентера, и все планы противника, все боевые операции оказывались у него в голове. Более того, с этого момента он постигал историю человека, мог думать как тот, зная его слабые места, и предвидеть все его действия. — Выдержав многозначительную паузу, так, чтобы его слышали все, Матусевич заявил: — Я пойду по стопам непобедимого Бонапарта, исполню священный алгоритм, заменю имя и стану Наполеоном современности!!! — Закончив тронную тираду, Шурик надменно обронил: — А что мне какой-то там Джонни из Ливерпульского порта?! Бездарность!

— Да все это бред сумасшедшего! — снова вмешалась Юля. — Поле какое-то придумал! Он вам еще и не такой лапши навешает: и что Бог на свете есть, и про мировой заговор… Люди выучили умные слова, и стало сложно определять придурков! Саша, ничто так не украшает человека, как дружба с собственной головой. Наполеон — это победитель FOREVER, а ты — просто Шурик…

— Иди, старушка, иди лучше отсюда — тебе слова никто не давал! — грубо оборвал «просто Шурик».

— Сердце, собирайся, чего с ним спорить, — рассудила Юля, заманивая в свою компанию Тиллима. — Нас тут не поняли! Мы уходим на Камчатку, да?

Папалексиев поднялся с кресла, но не потому, что его позвали.

— Ну вот, встал… Парируй! — распалился Шурик.

— Обрати внимание, — спокойно заметил Тиллим, — из сострадания не рискую тревожить твою неуравновешенную самовлюбленную психику.

— Это у меня с психикой не в порядке??! Да те, кто слушает битлов, и есть настоящие бесноватые со сдвинутыми мозгами! Ты видел, что на их шабашах творится? А я видел…

Тиллим уже едва сдерживался:

— Закрой рот, трепло! Не трогай имя Леннона!

— Я?? Имя Ленина??? — Матусевич, сделав огромные глаза, изобразил неподдельное удивление.

— Да хватит уже паясничать! Ты все прекрасно понял.

Шурик завелся еще больше:

— Ну и что? Что мне за это будет?! Войну объявишь, грозный полководец? Ха-ха!

— Только посмей повторить свои гадости о Ленноне, я тебя в окошко выкину! Не посмотрю, что ты каратист…

— И повторю, Тиля, повторю! — И тут Матусевич выкрикнул во всю глотку: — Леннон твой душу дьяволу продал!!!

Неожиданно мощный удар в левую стенку заставил автобус содрогнуться сверху донизу. Следующим, еще более сильным ударом «икарус» едва не смело с дороги — в заросли, в море. Удержав равновесие, он на миг застыл и под девчоночий визг тут же устремился дальше.

Когда в салоне погас свет и окружающий космический мрак пробрался внутрь, воцарилась всеобщая паника. Выведенная из музыкальной нирваны Оля наконец-то сняла наушники и недоуменно спросила:

— Что случилось?

Теперь вопили уже не только девочки, но и — увы! — большинство мальчиков, обычно демонстрировавших бесстрашие и закаленную волю. Словом, кричали все, срывая без того ломающиеся голоса, кричали так громко, что в этом паническом оре трудно было разобрать даже свои собственные слова. Взмахивая руками, как наседка, волнующаяся о цыплятах, крыльями, вопила и повидавшая всякое убежденная атеистка Людмила Николаевна: