Владимир Корнев - Письмо на желтую подводную лодку [Детские истории о Тиллиме Папалексиеве]

— Только вот не знаю, за какие грехи, — с грустной иронией вздохнул Тиллим.

— Если судьба свела тебя со мной, значит, точно пришло время платить за грехи. Не люблю людей, которые считают, что они лучше всех. — Напоследок Юля опять подошла к зеркалу. — Смотрю на себя… вроде ничё так… красивая… Подхожу ближе, присматриваюсь… Мама моя… БОГИНЯ! Венец человеческого творения!

— А я сейчас умру от восхищения… Уходи же! — Тиллим готов был вытолкать наглую девчонку за дверь, но та все не унималась, все больше обнажала свое подлинное «я», задерживаясь в чужом доме:

— Мне кажется, что вы больны не мной… Мне кажется, что вы больны душевно… Ты знаешь, Тильтиль, у меня нет вредных привычек, у меня есть привычка вредничать. Загадочная девушка загадит жизнь любому парню, а если не успеет, то придет догадливая — догадит!

«Тильтиль! Бабушку подслушала. Подумаешь, синяя птица!» — возмутился про себя мальчик.

После досадной размолвки прошла не одна неделя. К удивлению домашних и соседей по двору, Тиллим неожиданно увлекся бегом трусцой. Секрет был прост: Оля хоть и жила в доме напротив, но этот новый небоскреб был служебным, и от общего двора его отделяла невысокая металлическая ограда, а в подъезде сидела консьержка, которая всегда была в курсе, кого жильцы не желают видеть. В один из дней, когда мальчику было особенно одиноко и тоскливо, он собрался явиться к даме сердца для решительного разговора, но суровая тетка в строгом костюме отрезала: «Тебя пускать не велено!»

Тиллиму оставались только ежеутренние пробежки вдоль ограды-решетки. Пробегая под окнами Олиной квартиры, мальчик всегда смотрел, не горит ли свет в ее комнате, гадая — проснулась она уже или досматривает последние сны. Однажды ему особенно повезло: за оранжевой занавеской Тиллим увидел знакомый силуэт с трогательным хвостиком на затылке. На следующий день ему повезло еще больше: он встретил Олину маму, выходящую с тортом из булочной, что была по соседству с четырнадцатиэтажкой. «Никогда не пил чаю лучше, чем у них!» — поймал себя на мысли Тиллим. Прежде чем сказать ей на бегу почтительно-благодарное «здравствуйте», он не смог удержаться, притормозил и послал воздушный поцелуй милому Олиному окну.

Когда пришли наконец весенние дни, солнышко не только пригрело землю, асфальт и городские стены, не только растопило снег — на деревьях набухли почки, а людские сердца забились сильнее, с новой надеждой. Вот и Тиллиму так захотелось, радуясь свету и первому теплу, гулять вдвоем с Олей по улицам, слушая, как журчат ручейки и перекликаются с песнями «Битлз» в наушниках, которые можно без труда разделить на двоих. Тогда отвергнутый рыцарь решился на отчаянный романтический шаг. Сэкономив деньги, которые родители давали ему на вкусные пирожки с повидлом и «детское» молоко в розово-белых пирамидках из школьного буфета, в день 8-го марта он купил веточку мимозы и большую плитку черного шоколада. На обертку он приклеил резиновым клеем листок бумаги по размеру плитки и по вертикали красным фломастером крупными буквами написал: «Олечке», а затем каждую букву расшифровал: О-баятельной, Л-асковой, Е-стественной, Ч-арующей, К-расивой, Е-динственной — и подписался: «От Тиллима and „The Beatles“». Затем, умудрившись пробраться незамеченным мимо дремлющей консьержки, он опустил подарок в знакомый почтовый ящик. Наутро, вынимая свежие газеты, обнаружил и цветы, и шоколад в ящике у себя. «Привет весны» был аккуратно завернут в полиэтиленовый пакетик.

В школе Тиллим чувствовал, что «его» Оля становится совсем не такой, как раньше, какой-то чужой — еще зимой она, не сказав ни слова, пересела за парту к Матусевичу и теперь с каждым днем все больше и больше отдалялась от него. Как же это было обидно, да просто нестерпимо! Любимую музыку он теперь слушал один: и минорные концерты открытого им для себя этой весной Вивальди, и старых верных друзей — четырех парней с гитарами из Ливерпуля.

Порядок в своей любимой, еще недавно такой уютной комнатке он наводить перестал. Книги и тетради, диски и художественные принадлежности, игрушки и даже одежда валялись где попало, а Тиллиму стало вдруг безразлично, на каких местах что находится и сколько дней он у себя не подметал и не вытирал пыль. Бабушка Лёка, понимая, что в жизни внука происходит что-то не то, жалела его и в то же время не могла не стыдить:

— Что ж это у тебя творится, Тильтиль? В комнату заглянуть страшно. Вот и друзья к тебе перестали заходить. Неудивительно — такой бедлам! Я не знаю, что там у тебя за неприятности, но нельзя же так отчаиваться. Все мечтаешь, романтик ты наш, витаешь где-то, но неужели ты веришь, что в такую грязь может прилететь Синяя Птица Счастья?