Юлия Кузнецова - Каникулы в Риге

— Это такой футболист, — объяснил мне Гриша.

— Не воображай, что знаешь больше всех, — фыркнула я.

— Стреляю точно лучше! — сказал он и запустил в меня инопланетяшкой. Розовым, моим любимым, между прочим.

А парень с ирокезом вдруг что-то спросил у администратора. Та удивилась и посмотрела на маму.

— Он хотел бы знать, удалось ли ему выполнить просьбу и сделать такую причёску, чтобы в ней можно было носить карандаш? — спросила она.

— Что-о? — опешила мама.

Я тем временем схватила розового инопланетяшку и высоко подняла над головой. Гриша стал прыгать, чтобы достать, но я его выше на две головы.

— Ну вы же сами показывали. Я видела. И ещё, он хотел бы спросить, почему мальчик рычал, как собака? Он хотел подстричь собаку? Это в другой парикмахерской.

— Какую собаку? — запуталась мама.

— Отдай, жадина! — крикнул Гриша, и я швырнула инопланетяшку вперёд. Он вылетел в холл, перепрыгнул через перила и полетел вниз!

— Стой! — завопил Гриша, вылетая из парикмахерской.

Мама ринулась за ним, чтобы не потерять из виду. Я тоже. Но на прощанье развернулась к администратору и сказала с чувством:

— Вот вы знаете… Знаете… Нам только собаки не хватает!

И побежала, пока меня не потеряли в этом супермаркете. Вдогонку нёсся смех Стефании. Не смех — гром без молнии. А Гриша скакал за инопланетяшкой вниз по лестнице и распевал на весь магазин:

— У меня причёска, в которой можно прятать карандаш! Оле-оле!

Вечером мы позвонили папе. Показали ему рижские причёски. Они ему очень понравились. Потом папа стал расспрашивать маму про какие-то хозяйственные дела, а я всё глядела на его лицо и не могла наглядеться. Так соскучилась, ужас!

А Гришка стал валять дурака. Он совсем не может спокойно разговаривать по «скайпу». Брату кажется, что тот, кто в «скайпе» с другой стороны, — зритель. А он сам — клоун на арене. Поэтому Гришка без конца показывает всякие дурацкие представления, хохочет, падает, кричит, пытается закрыть пальцем окошко видеокамеры. В общем, говорить спокойно невозможно!

Так что я собралась уйти, а потом присмотрелась и воскликнула:

— Папа! Ты тоже постригся!

— Хоть кто-то заметил, — засмеялся папа. — Спасибо, Маш. Мне приятно!

Я помахала ему и пошла в комнату рисовать. На столе у меня лежали диктофон и наушники. Мама записывала каждый вечер «Мио, мой Мио» на диктофон, чтобы можно было прослушать заново. А ещё там были записаны сказки, которые читал вслух папа. Вот их-то я и включила. Папин голос звучал у меня в наушниках, и никто не мешал мне слушать. Папа говорил только для меня, и от этого я скучала чуть-чуть поменьше.

Прошло ещё несколько дней. Наступила последняя пятница, и приехал папа. Он вернулся, чтобы отвезти нас в Москву. Нарочно приехал на два дня раньше, чтобы до воскресенья успеть погулять с нами по Риге.

В ту пятницу мы снова никуда не поехали. С утра готовились к папиному приезду. Мама испекла шоколадный пирог. Мы ей помогали, то есть смотрели мультики и не отвлекали вопросами. Когда на пороге появился папа, мы сначала повисли на нём по очереди, потом пустили к нему маму.

— Наконец-то! — сказала мама вместо «привет», и мы с Гришей засмеялись: вот будем теперь так здороваться со всеми в школе.

А потом объяснили папе, что его ждёт тысяча мест, куда мама обещала пойти, когда он приедет.

— На тысячу не хватит двух дней, — с сожалением сказал папа, — выбирайте самое важное!

— Море! — завопили мы, не сговариваясь.

Папа кивнул, съел бутерброд из рижского хлеба с рижским сыром и откусил кусок пирога, который тоже можно было назвать рижским, потому что он долго остывал на балконе и пропах солнцем и лесом. Мама отрезала и нам всем по кусочку, а остатки упаковала с собой на завтра — в Юрмалу, морской город.

Нам в рюкзаки она сложила полотенца — после пляжа мы решили заехать в аквапарк — и запасную одежду. А я ещё сунула в карман блокнот и карандаш. Мама говорит, что на море часто приходят в голову умные мысли, и я решила записать их, а потом привезти в Москву — как сувенир.

— А я возьму Рисика, — решил Гриша. — Он ещё не видел моря. И ты, Маш, возьми зайца из Лесного музея.

— Лучше козочку, — решила я. — Заяц-то рижский. Может, его мастерица уже возила к морю.