Гариф Губай - Дочь бакенщика

— Спасибо, дедушка…

Ильсеяр сказала это так тихо, что старик понял ее лишь по движению губ.

— Ну, Ильсеяр… Рыба-то здорово клюет?

« Скажешь — не клюет, на смех поднимет. Скажешь — клюет, будет неправда ». Ильсеяр решила лучше промолчать и подошла, вроде как по делу, к столу.

— Теперь понятно. Ей не нравится, что я зашел к вам, потому и не разговаривает… Пожалуй, уйду, — проговорил гость и в самом деле вышел из будки.

Ильсеяр смутилась. Она опустилась на корточки возле отца, который возился со скатертью, собираясь, по деревенскому обычаю, готовить место для чая на полу.

— Папа…

— Да он шутит, дочка. Сейчас вернется…

— А кто он, этот дед?

— Прохожий, дочка. В Каенсар идет. Заблудился и зашел к нам. Вот как выпьем чаю, ты его проводишь до большака, который через лес за избушкой лесника проходит. Только поведешь не по полянке, а по тропке дяди Андрея.

— Что же, он один не сумеет пойти?

— Не сумеет, не здешний он. Первый раз в наших краях.

— A-а… Тогда я его до самого Каенсара доведу, через гору…

— Не надо. Устанешь. Хватит, если проводишь до большака. Оттуда ведь прямая дорога, сам найдет.

— Ладно… — протянула Ильсеяр и, взяв из рук отца хлеб, стала резать его большими ломтями.

Чай вскипел.

Гость возвратился в будку, пошучивая, что он решил остаться, что поживет у них пару месяцев и тогда все станут с ним разговаривать.

Скоро вернулся и дед Бикмуш. Серая кошечка Фатима, которая смирно умывалась на подоконнике, сразу соскочила и, мурлыча, пошла ему навстречу.

— На твою долю и наловил-то всего, — сказал дед Бикмуш, бросив на пол три рыбешки, нанизанные на веревочку.

Рыбки затрепыхались, а Фатима кинулась на них с проворством, присущим лишь кошкам.

— Не клюет, шельма, — проворчал дед Бикмуш, вешая свою белую войлочную шляпу. — Не клюет… Думал — угощу гостя рыбкой. Не вышло. Уж ты не обессудь.

— А мы и так обойдемся, — сказал гость, посыпая солью ломоть хлеба. Потом он налил в блюдце чай и стал шумно тянуть его.

Все молчали, а Ильсеяр следила за каждым движением незнакомца, отца и дедушки.

« Почему это папа сам чаю не пьет, все гостя потчует да то и дело выглядывает из будки? А дедушка-гость что-то уж спешит очень? »

Гость действительно торопился. Он выпил, обжигаясь, еще одну чашку и, вскочив, снял с гвоздя свою котомку.

Отец почему-то не стал удерживать гостя. Даже вроде выпроводил его скорее и сам вышел за ним. Это показалось довольно странным Ильсеяр. Она бы выбежала вслед, да постеснялась чужого человека. Конечно, можно было и у деда порасспросить о нем, но Ильсеяр не успела. Только она раскрыла рот, как Мэрдан с гостем возвратились обратно.

Старик свернул цигарку, затянул покрепче пояс.

— Пора, — сказал он Мэрдану и, выжидающе взглянув на него, спросил: — Значит, Ильсеяр, говоришь, проводит?

— Проводит, проводит… — ответил Мэрдан и ласково провел рукой по головке дочери.

— Проводи дедушку-гостя в лес, доченька, ладно?

— Ладно.

— Иди, обуй лапти, а из лесу — прямо домой, с ягодами там не замешкайся. Запоздаешь.

— Хорошо, папа.

Дед Бикмуш высунул голову из окошка, глянул на солнце:

— Отдохнул бы малость, гость. Рано ты двинулся,— сказал он.

Но тот спешил.

— Пора. Путнику лучше быть в дороге.

— И то верно. Так вы до лесу по раннему холодку доберетесь.

— Это уж как Ильсеяр своих лошадок погонит…

« Занятный дед какой! Откуда же у нас лошадям-то быть? » — подумала Ильсеяр.

Гость надвинул низко на лоб войлочную шляпу и вышел из будки.

— Ладно, прощайте… Пойдем, умница…

— Счастливого пути.

Старик взял Ильсеяр за руку и пошел сначала медленно, потом все быстрее, а когда будка скрылась из глаз, зашагал не по возрасту легко и быстро. А у самого спина сгорблена крючком, борода и волосы седые, даже брови совсем побелели. Пожалуй, он был старее деда Бикмуша, ходил же куда шибче его. Ильсеяр, как отправлялась с дедом, всегда опережала его, даже утомлялась, поджидая в дороге, а тут чуть ли не бегом, и то едва поспевала.

Они шли молча до самого леса. Гость заговорил лишь в лесу, когда Ильсеяр повела его в сторону от тропинки.

— Дорога-то ведь слева осталась, Ильсеяр, — озабоченно сказал он.

— Так мы напрямик выйдем.

— А не заблудимся?

Ильсеяр уже почти освоилась с гостем, поэтому и ответила ему, как привыкла говорить с отцом и дедом Бикмушем.

— Фи, — сказала она.

Это, видимо, означало: « По таким ли еще местам я хаживала, тут я и с завязанными глазами не заблужусь ».