Гариф Губай - Дочь бакенщика

— А куда течет Белая?

— Она впадает в Каму.

— А Кама куда?

— В Волгу!

— А Волга?

— Волга… Волга — в море.

— Она такая же большая, папа?

— Еще какая!.. Разве ее сравнишь с Белой! Широкая и глубокая к тому же.

— О-о…

— И потом она длинная очень.

— Море тоже длинное, папа?

— Дли-инное.

— А оно куда впадает?

— Море, что ли?

— Ну да.

— Про это, дочка, ты у дяди Андрея спроси. Не у бакенщика Андрея, а у лесника. Он человек ученый, знает. А я ведь неграмотный. Ты вот, как советская власть пришла, хоть зиму одну поучилась. Прогонят беляков, снова пойдешь в школу. Мне так и не пришлось учиться…

Девочка совсем прильнула к отцу и, как бы боясь, что кто-нибудь услышит ее, зашептала ему на ухо:

— А белых когда прогонят, папа?

Отец, хотя и знал, что здесь некого опасаться, оглянулся по сторонам и вместо ответа спросил так же шепотом:

— А тебе не все равно?

— Нет.

— Почему?

— Мы бы тогда зимой в деревне жили, весело, как и в прошлом году. Я бы опять в школу ходила... Были бы и у меня подруги.

Мэрдан погладил дочь по головке.

— Вон оно что... Ну, тогда скоро их прогонят.

— Ах, папа, ну скажи правду...

— Скоро, дочка, скоро. Красная Армия уже вовсю теснит белых. Еще немного, и они побегут отсюда. Бои уже в верховьях идут... Да ты ведь и сама часто слышишь, как гремят пушки.

Не успел Мэрдан замолкнуть, точно в подтверждение его слов, далеко, очень далеко раздалось несколько орудийных выстрелов.

Ильсеяр взглянула на отца.

— Это красные, папа?

— Красные, дочка, красные.

— Они сюда идут, папа?

— Конечно, конечно, сюда.

Бакены, которые еще недавно, прорезая своими огнями ночную тьму, освещали Белую, теперь померкли. Сейчас уже виднелись не огни их, а белые и красные воронки, да тени легко покачивались на тихой воде.

Мэрдан медленно поднялся на ноги и потянулся.

— Пойдем, Ильсеяр, бери весла. Бакены надо поту-шить. И так они даром горят. За всю ночь хоть бы один пароход проплыл... А вот кончится война, увидишь… О-о… тогда по-иному все пойдет. Не успеет пароход показаться снизу, как сверху приплывет другой. А там загудят буксиры, барж сколько пойдет… еще пароходы да лодки...

— А тогда здесь одни красные будут?

— Только одни красные, дочка.

— Пойдем скорее, папа.

Ильсеяр вприпрыжку сбежала с берега и влезла в лодку. Дождавшись отца, она наладила весла и, медленно погружая их в воду, начала грести. Вдруг наверху залаяла собака. Это Актуш, который уже давно выскочил из дома и успел намаяться, бегая по полю и разоряя кротовые норы, увидел Ильсеяр и подавал ей голос:

« Гав! Гав! »

— Актуш, Актуш, беги сюда!

Собака спрыгнула с обрыва вниз, кинулась в воду и, пошевеливая торчавшими из воды ушами, поплыла за лодкой.

Мэрдан оглянулся:

— Ишь, как соскучился по тебе Актуш.

— Собаки умеют скучать?

— А как же!

— Так же, как я по тебе?

— Об этом мы у него самого спросим... Поторапливайся, Актуш! Хозяйка тут кое о чем спросить тебя хочет.

Ильсеяр засмеялась. Актуш быстро доплыл до них, и Мэрдан втащил его в лодку.

— Ну, поговорите теперь…

— Он же не умеет разговаривать…

Отряхиваясь от воды и вертя мокрым хвостом, собака тыкалась мордой к Ильсеяр и к Мэрдану. Мэрдан схватил ее за ошейник и посадил на дно лодки.

— Сиди здесь. Не трясись, не трясись, одежу забрызгаешь. Сколько ты мышей поймал все-таки? — пошутил он.

Собака взвизгнула.

— Вот вчера он поймал так поймал, папа, — сказала Ильсеяр, забывая грести. — Куропатку, вот такую!

Собака, словно в подтверждение ее слов, взвизгнула еще раз.

Ильсеяр снова схватилась за весла, а Мэрдан, прижав к себе локтем рулевой гребок, начал скручивать, цигарку.

Как старательно ни гребла Ильсеяр, большая лодка двигалась неторопливо. Закурив цигарку, Мэрдан взял в руки гребок, и лодка чуть накренилась по движению гребка. От утренней ли прохлады, или просто хотел он согнать дремоту, Мэрдан встряхнулся. Лодка качнулась, и вокруг по воде пробежали легкие волны.

Когда погасили второй бакен, лодку пустили по течению. Ильсеяр, оставив весла, заправила под платок выбившиеся на лоб волосы. Потом повела веслами раза два и снова выпустила их, взглянула отцу в глаза:

— А завтра ты меня возьмешь на гору, да, папа?

Мэрдан широко улыбнулся ей, кивнул головой и запел сильным своим голосом протяжную песню:

Они подплыли к последнему бакену. В эту минуту показался огненно-красный диск солнца и вся гладь реки осветилась золотистым отблеском его лучей. Тут же сверху раздался мягкий, ласковый оклик: