— Я никогда не видал такого благовоспитанного по виду и красивого ребенка, — подумал м-р Хавишам. — Так вот он маленький лорд Фонтлерой, — добавил он громко.
И с этих пор чем больше он смотрел на маленького лорда, тем более находил в нем удивительного. Он вообще очень мало знал детей, хотя в Англии видал их множество — красивых, миловидных девочек и мальчиков, находившихся под строгим и бдительным надзором своих наставников и гувернанток; почасту это были застенчивые, иногда несколько буйные дети, но они никогда особенно неитересовали сухого, серьезного адвоката. Может быть, его личный интерес к судьбе маленького лорда Фонтлероя заставлял его обращать на Кедди больше внимания, чем на других детей; но как бы то ни было, Кедрик, несомненно, сильно занимал его.
Мальчик не знал, что за ним наблюдают, и держал себя как обыкновенно. Когда его представили м-ру Хавишаму, он подал ему руку так же ласково, как делал это всегда, и отвечал на все его вопросы с тою же охотою и смелостью, с какою привык отвечать м-ру Хоббсу. В нем не было ни застенчивости, ни излишней бойкости, и, разговаривая с его матерью, м-р Хавишам заметил, что мальчик прислушивался к их словам с таким интересом, как будто был совершенно взрослым человеком.
— Он смотрит очень развитым мальчиком, — сказал адвокат матери.
— Да, в некоторых отношениях это верно, — отвечала она. — Он всегда отличался понятливостью и часто бывал в обществе взрослых. У него есть смешная привычка употреблять длинные слова и выражения, встреченные им в книгах или подмеченные в разговоре других, но при всем том он очень любит детские игры. Мне кажется, что он довольно рассудителен, но иногда оказывается совершенным ребенком.
При следующем же своем посещении м-р Хавишам убедился в справедливости последних слов матери. Когда его карета повернула за угол, он увидал группу маленьких мальчиков, бегающих взапуски; в числе их был и наш маленький лорд, который кричал и шумел, не уступая ни одному из своих товарищей. Он стоял рядом с другим мальчиком, подняв для шага обутую в красный чулок ногу.
— Раз — готовься! — кричал посредник. — Два — держись. Три — пошел!
М-р Хавишам, заинтересовавшись зрелищем, высунулся из окна кареты. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ему приходилось видеть что-либо подобное тому, как его маленькое сиятельство работало своими красными ножками, пустившись бежать после условного «три»! — согнув ручонки и устремив лицо против ветра, развевавшего его длинные, светлые волосы.
— Ура-а-а, Кед Эрроль! — разом вскрикнули мальчики, приплясывая и визжа от восторга. — Ура, Билли Вильямс! Ура, Кедди! Ура, Билли! Ура-ра-ра!
— А ведь он победит, — сказал про себя м-р Хавишам.
Вид быстро мелькавших красных ножек, крики и взвизгивания мальчиков, отчаянные усилия Билли Вильямса, с которым, по-видимому, тоже нельзя было шутить, когда он бежал по пятам все быстрее работавших красных ног, — привел старика в некоторого рода волнение.
— Право-право, я думаю, что он выиграет! — сказал адвокат и тут же, как бы в оправдание себя, закашлялся.
В эту минуту из группы приплясывавших ребятишек-зрителей раздался неистовый крик. Последним бешенным скачком будущий граф Доринкур достиг фонарного столба, стоявшего на конце отмеренного пространства, и коснулся его рукой как раз двумя секундами ранее почти упавшего на него и тяжело дышавшего Билли Вильямса.
— Тройное ура, Кедди Эрроль! — закричали мальчики. — Ура, Кедди Эрроль!
М-р Хавишам отнял голову от окна кареты и, сухо улыбаясь, откинулся назад.
— Браво, лорд Фонтлерой! — сказал он.
Когда его экипаж остановился перед домом м-сс Эрроль, к нему подходили победитель и побежденный в сопровождении своей шумной, ликующей свиты. Кедрик шел рядом с Билли Вильямсом и разговаривал с ним. Его гордое личико было очень красно, волосы прилипли к горячему влажному лбу, и руки были в карманах.
— Ты видишь, — говорил он, очевидно с намерением уменьшить значение своей победы в глазах своего побитого соперника, — я, должно быть, выигрываю оттого, что мои ноги подлиннее твоих. Должно быть, это оттого. Ты знаешь, я на три дня старше тебя, и это дает мне преимущество. Я на три дня старше тебя.
Такой взгляд на дело так приятно, по-видимому, подействовал на Билли Вильямса, что ему снова стало легко смотреть на мир Божий, и он настолько приободрился, что чуть не стал считать себя победителем. Кедди Эрроль как-то умел успокаивать и ублажать других; даже в первом пылу своего триумфа он сознавал, что побитый им соперник вряд ли был в таком же веселом расположении духа, как он, и не прочь был подумать, что при других обстоятельствах мог бы сам оказаться победителем.
Читать дальше