Иван Серков - Мы с Санькой — артиллеристы...

Все вольнонаёмные, работающие на кухне, не любят нашего комбата и боятся страшным образом. Я сам, когда отбывал здесь наряд, слышал, как они ворчали: Опять этот хмырь припёрся.

Да и нам не нравится обедать или ужинать под его присмотром: ни повернись лишний раз, ни засмейся, ведь он стоит где-нибудь сбоку и качается маятником, будто куски считает, сколько ты их понёс в рот, будто следит, хорошо ли ты разжевал, правильно ли вилку держишь, не нарушаешь как-нибудь за едой Устав внутренней службы. За это его всё училище называет вечный дежурный по кухне.

Нечего и говорить, что он тоже увидел нетронутое нами масло, и вот уже — тут как тут, словно из-под земли вырос. Постоял, молча покачался над столом, взял в руки тарелку, понюхал, обвёл недоумённым взглядом каждого из нас и раздражённо спросил:

— А это что за бунт на корабле? Сержант, доложить!

Санька подскочил, словно на пружине:

— Это мы для Пискли!

— Для кого? — не понял подполковник, и пошло, и поехало: — Что это ещё за прозвища? Здесь коровье стадо или босяцкая малина?

Кабы знал он, как мы его дразним, не то ещё запел бы. А Санька тем временем, поняв, что дал маху, быстренько поправился:

— Для воспитанника Лемешко в госпиталь, товарищ подполковник.

Сообразив, что тут бунтом не пахнет, комбат сбавил тон и снова обвёл нас глазами, почему-то вздохнул и уже не очень уверенно проговорил:

— Всё равно нарушаете. Везде должен быть порядок. В госпитале ему дают, что положено… по норме. И в казарме продовольствие держать нельзя. Разведёте мне разных грызунов и тараканов.

И, уже собравшись идти, приказал, ткнув пальцем в Саньку:

— Зайдёте ко мне в канцелярию.

Его приказ мы поняли так: будет нашему командиру хорошая взбучка. При подчинённых комбат не захотел его распекать, чтобы не подорвать Санькин начальственный авторитет: устав запрещает.

Несмотря на запрет, масло мы всё-таки отнесли в казарму. Правда, и прятались, словно кошка с краденым салом. Сначала поставили в тумбочку к Пискле. Нет, ненадёжно. Хозяина нет, ещё кто-нибудь отполовинит, полакомится. Перенесли в тумбочку к Генацвале: всем известно, как он чутко спит.

Масло в тепле растаяло, расползлось по тарелке. Бог знает, в чём и как его нести сейчас в госпиталь. Выручил нас, как всегда, каптенармус Хомутов. У того нашёлся солдатский котелок, а в каптёрке — надёжное место, где масло не найдут комбат и грызуны.

Пока носились с маслом как чёрт с волынкой Санька пришёл от комбата. Окружили мы его кружком: что? как? очень нагорело? А Санька загадочно так и говорит:

— Ну, хлопцы, держитесь на ногах, не теряйте сознание.

— Да что такое? Не тяни кота за хвост.

— Вот! — торжественно показал Санька целую горсть денег, да и не абы каких — одни десятки.

— Неужели Маятник дал? — растерялись все.

— Он! — подтвердил Санька и, став в позу, начал передразнивать подполковника: — На вашу ответственность, сержант. Пойдёте в увольнение, попробуйте купить мёда для воспитанника Лемешко, а по прибытии доложите. Да не торгуйтесь, как бабы. Ведите себя достойно.

— Ну, молото-о-к, — только и сказал на это Мишка Цыганков, имея в виду комбата. А мы все просто остолбенели. Вот это номер выкинул наш Маятник. Кто бы мог подумать, что и у него есть сердце?

Когда Санька сказал, что с ним разрешено пойти к Костику в госпиталь ещё пяти человекам, тут вообще закричали «ура». Да это же не комбат, а золото. Кто сказал, что он зануда. Нет, над нами лишь бы кого не поставят.

За завтраком масла уже не ел весь взвод, а не только наше отделение. И комбат, прогуливаясь мимо столов, этого не заметил.

И вот мы во главе с Санькой шагаем в город. Мы — это я, Коля Кузнецов, Толик Гетман, Генацвале и Лёва из Могилёва. Лёва несёт котелок с маслом и всю дорогу канючит:

— Хлопцы, ну давайте по очереди.

С нами собирался пойти ещё и Ваня Расошка, но в последний момент погорел: перед увольнением подполковник проверял, хорошо ли мы убрались, и вытурил Расошку из строя из-за гимнастёрки, запачканной краской. Конечно — художник.

Разжиться мёдом можно только на базаре, и только там мы поняли, что не простое это дело — купить хороший мёд. Если бы его продавали только на взгляд, то оно быстрее можно выбрать, а то ведь дают и лизнуть с собственного пальца. А он один другого слаще.

Начали мы выбор у бородатого дядьки. Первый, как командир, лизнул Санька, похлопал губами и сделал вид, что прислушивается к вкусу. За Санькой — я. Сладко, аж горько. За мной — Коля. За Колей протянул к ложке палец Гетман, но Гетману, Лёве и Надару лизнуть уже не удалось: дядька спохватился и убрал ложку, посетовал: