Даир Славкович - Федоскины каникулы

— Пассажир. Прихватил по дороге.

В это время из калитки вышла Марыля.

— Ого! Уже познакомились!

Федос покраснел и мигом съехал с Марылиного места.

Марыля завела мотор. Машина тронулась.

Федос нагнул голову, чтобы не встретиться взглядом с мальчиком.

«Догадается, что соврал. Смеяться будет потом».

— Что ты там потерял на полу? — спросила Марыля.

Федос покраснел и опустил голову.

Когда приехали на нефтебазу, Марыля остановила машину у проходной и сказала Федосу:

— Вылезай.

— Почему?

— Посторонним вход и въезд на базу запрещен.

— Я не посторонний. Я — твой брат.

— Брат не брат, а здесь горючее. Мало ли что может случиться. Давай, давай, вылезай, не задерживай. Сзади еще один бензовоз подходит.

Пришлось подчиниться. Марыля въехала в железные ворота, обе половины которых были широко распахнуты, а Федос остался у проходной. Присел на корточки и веточкой, валявшейся под ногами, принялся рисовать на песке танк.

— Хорошо рисуешь, — услышал он над собой чей-то голос.

Подняв голову, увидел пожилого усатого человека в синих галифе и зеленой гимнастерке, подпоясанной широким солдатским ремнем.

— Только танк твой стреляет в ту сторону, куда стрелять не имеет права, — продолжал мужчина.

— Это почему же?

— Бензохранилище там. Туда стрелять запрещается.

— А если там враги?

— Врагов на нашу территорию пускать нельзя. Они знаешь как навредить могут!

— А если они переоденутся и все-таки пролезут?

— Хорошими людьми прикинутся?

— Ага.

— Тогда их распознать надо. Но только это уж не танками делается.

Федос стер свой танк и хотел было нарисовать его правильно, но тут из ворог показался «ЗИЛ» Марыли.

Поехали дальше.

Асфальтированное шоссе быстро-быстро помчалось навстречу. Деревья, кустарники, трава на обочине стремглав понеслись назад. Замелькали телеграфные столбы.

Федос сперва считал их, потом сбился со счета, высунул в окно руку и принялся ловить упругую струю встречного ветра.

За поворотом лента дороги поползла в гору. Мотор загудел натужно, тяжело. На обочине Федос увидел грузовик, стоявший с полным кузовом камня. Возле грузовика стоял с поднятой рукой шофер.

Марыля сбавила газ, остановилась.

— Что у тебя, Павулин?

— Полуось заднего моста полетела.

— Плохи твои дела.

— Загораю.

— Что это ты тут с утра пораньше с камнем?

— Так… одному человеку помогал…

— Халтурил, значит, и машину угробил.

— Черти ее не возьмут. Заменю полуось, и забегает, как курица.

— Сам ты курица. В колхозе уборка, каждая минута дорога, а ты тут левачишь! Все только о себе! У-у, хапуга несчастный!

— Ты мне мораль не читай. Лучше техпомощь вызови.

— Была бы я на месте председателя, я бы тебе такую техпомощь оказала!

— Не болтай, езжай поскорее. Да захвати моего пассажира.

Федос только сейчас увидел какого-то маленького человека со сморщенным лицом. Человек этот сидел на обочине, на пыльной траве. Без шапки, взлохмаченный, грязный. Без пиджака.

— Слышь, прихвати, — повторил Павулин.

— Этого? Комаровского? Ни за что!

— Не дури. Свой кореш, подвезти надо. Его вчера обидели.

— Ты не знаешь, что этот «свой» вчера возле клуба выделывал… Ему пятнадцать километров присудили. Так ему и надо! Пускай пешочком теперь добирается, ножками поработает!

— Молчи ты, активистка! — послышалось с обочины. Федос увидел, как перекосилось от злобы лицо Комаровского. — Я еще до тебя доберусь!

— Не пугай, мы не из пугливых. Смотри, чтоб в другой раз туда не отвезли, откуда ни один дружок не воротит.

— Ну, ладно… — Адам поднялся, схватил булыжник и, нетвердо ступая, зашагал к бензовозу.

— Марылечка, смотри! — побледнел Федос.

Она не успела ответить.

— Адам! Ты что! Стой, говорят! — Павулин бросился наперерез Комаровскому и выхватил у него камень.

Тот посмотрел на Марылю маленькими мутными глазами и проговорил злобно:

— Ты, ты… Как тебя… не попадайся мне больше на глаза. И брату своему, гармонисту, передай: пусть не очень-то в клубе командует. А то я ему враз музыку испорчу.

Последние слова Комаровского долетели уже сквозь шум мотора. «ЗИЛ» рванул с места, выехал на асфальт и помчался по шоссе.

— Страшный Адам этот, правда, Марылечка? — Федос пододвинулся поближе к сестре.

— Тунеядец. Такие норовят за чужой счет жить, да еще всех в страхе держать. Ничего, не станет человеком — мы ему покажем.