Эдмунд Низюрский - Средство от Алкивиада

Я это заметил.

- Он нас разыгрывает, - испуганно шепнул я За-семпе. - Это его месть! Не верь ему. Он сейчас подмигивал своим.

- Не бойся, - отозвался Засемпа. - Это у него просто нервный тик.

Я испуганно огляделся по сторонам. Любой ценой я хотел выиграть время.

- Может, мы сначала сыграем «Пробуждение Африки»? - предложил я Диру. - Ребята из Элка еще не видели этой пьесы.

Но в ту же самую минуту Шекспир шепнул что-то по секрету Диру на ухо, и Дир грозно глянул в мою сторону. Наверное, Шекспир рассказал, как мы его похищали… Теперь я уже точно знал, что он против нас. Я опять стал уговаривать Засемпу, что нам лучше было бы предупредить Алкивиада, но Засемпа не слушал моих уговоров. Он верил Шекспиру. Я обратился с тем же предложением к Пендзелю и Слабому, но и они только отшучивались и не хотели меня слушать. Тут я заметил, что они выносят Катона.

- Зачем вы его берете?

- Подарим эту рухлядь ребятам из Элка.

- Но ведь это же память.

- Лучше не иметь таких памятных вещей, - шепнули они. - Нужно убирать свидетелей преступления.

- Ты слишком много знаешь, старик, не правда ли? - И Пендзель щелкнул римлянина по облупленному носу.

- Но что на это скажет Алкивиад? - Я со страхом наблюдал за ними.

Но они вовсе не считались с этим.

Я понял, что могу рассчитывать только на собственные силы. Всю дорогу до автобусной остановки я раздумывал, что бы предпринять. Когда подъехал автобус, я сделал вид, что не могу в него влезть.

- У меня приступ, наверное, аппендицит! Колет в боку!

- Оставьте его, - сказал Жвачек. - Попросим милиционера вызвать к нему «скорую помощь». Мы не можем опаздывать из-за того, что у Чамчары аппендицит.

Как и следовало ожидать, Жвачека мне провести не удалось. Видя, что они готовы уехать без меня, я в последний момент все-таки вскочил на подножку.

Мы вышли на Медовой и отправились на Замковую площадь. Там уже было множество туристов с гидом.

- Что это за колонна? - спросил Дир, указывая на памятник Зигмунду. - Может быть, ты, Засемпа, объяснишь коллегам из Элка?

- Это Колонна Зигмунда, - ответил Засемпа.

- Которого Зигмунда?

Засемпа оглянулся на Шекспира. Шекспир приложил ладони ко рту и прошипел:

- Старого.

- Зигмунда Старого, - сказал Засемпа.

- То есть как это Старого? - усмехнулся Жвачек. - Почему ты говоришь Старого?

- Так ведь он же старый.

Я посмотрел на Алкивиада. Он еще ничего не понимал. Глядел широко раскрытыми глазами на Засемпу. Все вокруг принялись смеяться. Громче всех смеялись туристы с гидом. А ученики из Элка уже хватались за животы.

- А о Вазе ты слышал? - спросил директор.

- Да.

- И что ты можешь сказать?

- Она служит для фруктов, - услышал я предательский шепот Шекспира.

- Она служит для фруктов, - громко повторил Засемпа.

Алкивиад тяжело оперся о колонну. Дир со Жва-чеком обменялись многозначительными взглядами.

- Может быть, тогда ты расскажешь коллегам из Элка, - Дир указал на Пендзелькевича, - что это за памятник виднеется там слева?

- Это Килинский.

- А за что ему поставили этот памятник?

- Потому что он сшил хорошие сапоги, - услышал я шепот Шекспира.

- Потому что он сшил хорошие сапоги, пан директор, - сказал Пендзель.

- Нет, мой дорогой, - процедил директор, - за хорошие сапоги у нас еще никому не поставили памятника. Хотя я и не пойму почему, а ведь стоило бы…

В таком случае, может быть, ты расскажешь о патроне наших друзей из Элка, о Коллонтае.

- Коллонтай? - Это, кажется, такой сорт мыла.

- Ну, а тот, Гуго…

- Да, Виктор Гюго, - пробормотал Пендзель. Видимо, у него окончательно все перемешалось в голове.

Преподаватели огорченно умолкли. Алкивиад вытирал платком пот со лба.

- Вы, пан директор, спросите у Пендзелькевича что-нибудь о Болеславе Храбром, - сказал я, чтобы хоть как-нибудь спасти положение. - Пендзелькевич отлично знает период первых Пястов.

- Ну, расскажи, мой мальчик, - сказал директор.

- Болеслав Храбрый приказал выбить зубы… - пробормотал Пендзель и замолчал. Ему как будто рот заткнули.

Я почувствовал, что дела наши из рук вон плохи.

Шекспир опять хотел что-то подсказать, но мне в последний момент удалось заткнуть ему рот. А Пендзелькевич по-прежнему молчал.

- Неужели ты только это и запомнил из истории первых Пястов? - спросил прерывающимся голосом Алкивиад. - Ведь ты же все знал.

- Я позабыл. Все это было так давно.

- Может, тогда Слабинский? - предложил Жвачек.

Но Слабинский только широко, по-рыбьи, раскрыл рот. И так и застыл с открытым ртом. Выглядел он при этом очень глупо.