Лариса Исарова: Война с аксиомой 

— А где Сапогов? — спросила я. Мне было трудно представить одного без другого.

— Не знаю… — Он посмеивался. — Мы ведь, как из вашей школы ушли, разошлись как в море корабли. Он мне того заявления не простил.

При свете наплывающих фонарей его лицо казалось взрослым, строгим и очень интересным. Только ему не шли гладко зачесанные волосы. Мальчишкой он носил лохматый чуб…

— Ты, должно быть, меня тогда крепко ненавидел? — сказала я.

Он хмыкнул. Голос его был теперь более низок.

— Было такое дело, Марина Владимировна. Вы мне много крови попортили, да и я вам. Так что — в расчете.

Он снова щелкнул зажигалкой.

— И знаете, что я вам скажу? Очень мне хотелось тогда подбить кое-кого вас отлупить, только струсил.

Мимо беззвучной молнией проносились машины, и глаза слепило от вспышек фар.

— А знаете, чего я вам больше всего простить не могу? — Он понизил голос.

— Да?!

— Что вы потом от меня отступились.

Я удивленно подняла брови.

— Да-да, что дали мне перейти, плюнули, лишь бы от хлопот подальше. А зря… Я тогда крепко переживал, и собрание меня встряхнуло, и по Сашке скучал…

Он вздохнул.

— Ты же доволен жизнью, — сказала я.

Он ухарски тряхнул головой, точно у него вился еще чуб.

— Да, на все сто! Правда, пени-пенсов маловато, так машина выручает.

— Машина?

— Отец подарил, как школу кончил. Ничего особенного, всего лишь «Москвичок», но и на нем работать можно.

— Так ты шофер?

— При случае.

Тон его был хвастлив, но я не могла забыть прозвучавшей в нем горечи.

— И ты ничего не знаешь о Сапогове? — повторила я.

— Он тогда пошел в вечернюю школу, начал работать…

Политыко говорил беззаботно, но с какой-то чуть уловимой нервностью.

— Что же ты не учишься?

— Я учился в механическом, да надоело. Тут и отец умер, то, се… В общем, начались дела семейные, мамаша выскочила замуж… Ну и бросил!

— И не жалеешь?

— А, не знаю… — Он поиграл горящей зажигалкой и снова хмыкнул: — Чудной был парень Сашка, такой чудной! Не соври я ему тогда, может, и сейчас бы дружили. Да отец выдал, что вместе заявление писали…

— И он не простил лжи?

— Не простил. Разом все оборвал. А чего писать было?! Только себе навредил…

Начинало сереть, и лицо его вырисовалось более отчетливо, постаревшее, усталое.

Потом он весело рассказывал о своей работе, «не пыльной и не кусачей», расспрашивал о наших ребятах, предложил проводить в гостиницу. Мы вышли вместе из автобуса.

Странные, непривычные контуры этого остроконечного города поразили меня. И я немного постояла, оглядываясь.

Он взялся за мой чемоданчик.

— Не надо, — сказала я. — Попрощаемся здесь, Гена!

— Как хотите, Марина Владимировна!

Он непринужденно протянул мне руку.

Рука была большая, крепкая, с длинными гибкими пальцами.

Я пожала ее.

— Знаешь, Гена, — сказала я, — не думала, что наша встреча будет такой, что мне станет стыдно и тяжело…

Он засмеялся.

— Лучше поздно, чем никогда! — Он тряхнул мою руку. — Я смеюсь, смеюсь! Бросьте, Марина Владимировна, все равно я бы тогда уже не изменился. От судьбы не уйдешь…

Но я знала, что он лгал, и он знал это.

Потом я пошла к гостинице по кривой улочке и через несколько шагов оглянулась. Он все еще стоял у автобуса, большой, сильный, и курил. Заметив, что я смотрю на него, он затоптал сигарету и пошел в другую сторону.

Само название «Война с аксиомой» заставляет ожидать чего-то необычного от этих «Историй» из школьной жизни. Они действительно необычны, но в том лишь смысле, что не совсем принято так рассказывать школьникам, даже и старших классов, об их школьном существовании, а главное, о работе педагогов.

Ведь принято мнение о безошибочности, непогрешимости, положительности учителей. Как будто дети не разбираются сами: тот плохой, а тот хороший; того любим, этого — нет.

Лариса Исарова пишет о школе, где тесно переплетаются интересы учеников и учителей, учителей и родителей, родителей и детей. Уверена, что ребята-читатели узнают знакомых им педагогов в образах и Марины Владимировны и Марии Семеновны, решительно встанут на сторону Марины, а встав на ее сторону, прибавят себе понимания добра, правды, благородства и смелости. Разве это не полезно, не важно? Зачем же мы и пишем книги, как не для этого? Для того написана и «Война с аксиомой». Лариса Исарова своими художественными средствами, своим приемом добивается воздействия на читателей; ее книга индивидуальна и будет понята и принята читателем, тем более что читается с неослабевающим и живым интересом, что весьма немаловажно.