Мишель Кастильо - Танги

Днем она старалась разыскать для него пластинки с классической музыкой. Она уверяла, что обожает Баха и Бетховена. Вечером, вернувшись с работы, Танги садился во дворе поболтать с ней перед обедом. Когда он читал газету или слушал музыку, она замолкала и сидела не двигаясь.

Они никогда не говорили друг другу громких слов. Она любила его молча. Как и Гюнтер, она выражала свою нежность лишь красноречивыми поступками. Она жила для него, как жила бы для своего сына: следила за его сном, чинила ему одежду, готовила то, что он любит, по мере своих возможностей развлекала его. По воскресеньям они иногда отправлялись вместе на берег моря и завтракали там, вдали от толпы… Он говорил с ней обо всем. Она слушала молча и ласково улыбалась ему. Она все понимала сердцем. Вся жизнь ее была порывом материнской любви. И он тоже ее любил и восхищался ею, потому что она была справедлива и прямодушна. Он любил ее бесхитростное благородство и открытый взгляд. Она была скорее рассудительна, чем умна, но почти всегда судила правильно.

Через полгода после поступления Танги на завод среди рабочих начали распространяться новые слухи. В Барселоне готовились объявить забастовку. Поводом для нее послужило следующее. Кортесы [18] Кортесы (исп.) — испанский парламент. приняли постановление об увеличении зарплаты на десять процентов «из-за повышения стоимости жизни». Прошло семь месяцев, а увеличение зарплаты все еще не было проведено. В забастовке должны были принять участие рабочие разных отраслей промышленности. Говорили даже о выступлении студентов. Многие лавочники собирались в этот день прекратить торговлю.

На заводе шли непрерывные споры. Одни стояли за забастовку и говорили, что «рабочие мало чем рискуют», другие уверяли, что «риск очень велик и забастовка ничего не даст». Противники приводили разные доводы, стараясь убедить друг друга. Так проходили дни. Испанское радио вело решительную кампанию против «коммунистов и евреев», обвиняя их в стремлении сеять смуту в стране, и целые дни вопило: «Коммунизм не пройдет!»

Повсюду на заводе были поставлены громкоговорители. Они, как из рога изобилия, непрерывно сыпали то обещания, то угрозы. Но никто не обращал на них внимания. Что действительно произвело впечатление — это поезда, набитые полицейскими и жандармами с ручными пулеметами. Отряды прибывали один за другим с точностью часового механизма. Произойдут ли у них столкновения с рабочими? Будут ли они стрелять?.. Все задавали себе этот вопрос. Танги молча глядел на эту вооруженную демонстрацию. Он никогда не участвовал в стачках и даже не представлял себе, что это такое. Однако он отправился на собрание стачечного комитета.

Рабочие долго спорили. Они голосовали, поднимая руки. Некоторые утверждали, что забастовка равносильна самоубийству. Алехандро поднялся на помост и уверял, будто «хозяева отменят сверхурочные и примут суровые меры». Все внимательно слушали Кико. Он уже двадцать шесть лет работал на заводе, и его считали человеком рассудительным. Он тоже думал, что всеобщая забастовка — это самое последнее средство, когда уже все испробовано, и считал, что не следует заходить так далеко. Он стоял за отдельные внезапные стачки в разных отраслях промышленности: «от них было бы больше толку». Однако он соглашался с тем, что рабочие не имеют права отколоться от барселонских товарищей лишь по той причине, что их хозяева грозно скалят зубы. Ему очень много хлопали. Другой рабочий спросил: «Что же надо делать, чтобы избежать столкновений?» Кико снова взял слово. Он думает, что хозяева постараются вызвать столкновения, дабы усмирить забастовщиков и помешать им организовать демонстрацию. Он считает, что лучше всего выпустить на улицу женщин, и пусть они устроят шествие: «В них не станут стрелять». Тут поднялся невообразимый шум. Мужчины кричали, что женщинам место на кухне, нечего им соваться «в политику». Кико возразил, что дело тут не в политике, а в хлебе и женщины знают не хуже мужчин, что такое голод. К тому же большая часть женщин работает на заводе.

Наконец рабочие огромным большинством проголосовали за забастовку. Они запрут заводские ворота и расставят стачечные пикеты, чтобы помешать возобновлению работ. Рабочие соберутся на площади Диагональ и пройдут сомкнутыми рядами с барселонскими товарищами по улицам города. Все решили следить, чтобы не произошло никаких стычек с полицией, ни в коем случае не поддаваться на провокации и отвечать на них только словами.