Николай Носов - Мишкина каша

Или вы, к примеру, узнали, что премию получил ваш друг, и засмеялись, обрадовавшись за него. В этом случае вы лично ничего не получаете, не выигрываете, но радость тем не менее испытываете, довольные удачей своего друга.

Как в первом, так и во втором случаях радостная эмоция вызывается в нас каким-то положительным, приятным, радостным для нас событием. Но как в первом, так и во втором случаях не происходит ничего, что могло бы быть названным смешным или комическим. Мы ни над кем не смеёмся, никого не осуждаем смехом. Мы не можем сказать, что смеёмся над собой или над другом, получившим премию, как не можем сказать, что смеёмся над тем, кто вызвал нашу улыбку, сообщив нам радостное известие, или над тем, кому мы обрадовались при встрече.

Если мы, однако же, засмеялись, заметив, что кто-нибудь совершил глупый, трусливый или рассеянный поступок, сделал какую-нибудь ошибку, промах, неловкость, то говорим в таких случаях, что смеёмся над кем-то, осмеиваем кого-то, говорим, что произошло нечто смешное или комическое, достойное осуждения смехом. Так, мы можем говорить о комических или смешных поступках, положениях, случаях, происшествиях, о смешных или комичных людях, то есть о таких людях, по адресу которых часто раздаётся осуждающий смех.

Таким образом, смешное, или, как его иначе называют, комическое, можно определить следующим образом: комическое — это то, что обычно осмеивается нами, то, над чем мы смеёмся, то, в чём налицо какой-нибудь недостаток, осуждаемый с общественной точки зрения смехом (именно смехом, а не каким-нибудь иным способом).

Чувство, внушаемое нам комическим, или, иначе говоря, чувство комического или смешного — более сложное чувство, чем обычная радость, которая также находит своё выражение в смехе или улыбке. Смеясь над чем-то комическим, мы радуемся, в то время как, в сущности, никакой видимой причины для нашей радости нет, мы ничего не получаем, ничего не выигрываем, никто из тех, над кем мы смеёмся, тоже ничего не получает, не выигрывает, ни с кем не происходит ничего хорошего или приятного, а наше чувство выражается в той же форме (то есть в форме смеха), как и в том случае, когда с кем-нибудь происходит что-либо хорошее, приятное, желательное для него. Мы можем засмеяться, испытав радость от чего-то приятного, случившегося с кем-нибудь из наших друзей, но можем засмеяться и в том случае, когда с кем-нибудь произойдёт что-либо неприятное, нежелательное для него. Никто не станет считать желательным для себя недостаток смелости или ума и т. п. В результате явления разные, даже противоположные, получают как бы одинаковую оценку на языке чувств. В обычном чувстве радости (радости, вызываемой сочувствием, симпатией, довольством собой) всегда налицо положительная оценка явления, вызвавшего смех; в чувстве комического всегда налицо отрицательная оценка комического явления. Оба чувства, однако ж, выражаются одинаково — смехом.

Необходимо учитывать, что одинаковость оценки в том и другом случаях обусловлена лишь бедностью, лаконичностью языка чувств, а вовсе не означает, что мы одинаково относимся к противоположным по своей сути явлениям. Язык слов, логический язык неизмеримо богаче языка чувств, но и на языке слов многие понятия обозначаются одинаково. Мы можем сказать «квартал», подразумевая часть города или улицы, но можем сказать «квартал», понимая под этим словом часть года. Мы говорим: «время идёт», «время течёт», «время летит», не смущаясь тем, что время не может ни идти (у него нет ног), ни течь (оно не жидкость), ни лететь (оно без крыльев) и т. д. У нас нет специального слова для обозначения смены времени, и мы пользуемся другими, приблизительно подходящими, словами, которые обозначают, в сущности, нечто иное. Мы говорим, что любим, когда бываем в кого-нибудь влюблены, в то же время мы любим музыку или тишину, любим солёные огурцы или блины со сметаной, любим ходить на лыжах и т. д. Ясно, что одно и то же слово «любить» обозначает здесь отличные друг от друга чувства, однако каждый раз по другим словам, употребляемым в разговоре, по обстоятельствам, при которых происходит разговор, мы можем догадаться, какое из этих чувств имеется в виду.

Точно так же, как по произнесённой кем-нибудь фразе мы догадываемся, о каком квартале или о какой любви идёт разговор, так и по обстоятельствам, при которых слышим смех, мы можем определить, является ли этот смех выражением непосредственной радости или в данном случае произошло нечто достойное осуждения смехом, то есть нечто комическое. Поскольку, однако, в самой форме смеха, в его звучании нет никакой разницы, которая указывала бы на различные его значения, в этом деле возможны ошибки. В качестве примера приведу случай, происшедший с одним из моих знакомых, кстати сказать, специалистом по кибернетике. Однажды он сидел дома, погрузившись в работу, когда в комнату вошла его жена и сказала: