Бернард Эшли - Терри на ограде

Собиралась гроза. Весь день она ощущалась в воздухе, но теперь надвинулась уже совсем близко, как сумерки. Терри зашагал по траве прямиком к лощине. Если немного промокнешь, не беда, решил он. Даже лучше. Ему уже слышался голос матери: «Бедняжка весь насквозь промок, как же я тогда не подумала?…»

Терри быстро шагал по траве, уходил все дальше от дороги, отрезал себя от дома. Вот уже глуше шум движения, только тяжкий рев автобусов не стихает, и вдруг с вышины, из темнеющих туч, донесся гул самолета — он медленно делал последний круг над лондонским аэропортом, заходя на посадку. И без того сильное чувство, что он одинок, еще усилилось от шума набитых людьми автобусов, но жестокое воспоминание об обиде подхлестнуло решимость Терри, и последние несколько метров, оставшиеся до кустарника и лощины, он пробежал бегом.

Первым делом надо убедиться, на месте ли его колючее укрытие. Да, вон оно, в редких крапинках желтых цветов, но не такое высокое и густое, как ему казалось, и сразу заметно, что там можно спрятаться; и вот странно: спуск к нему куда круче, чем Терри думал. Он опять глянул за реку. Небо стало еще темнее, а по самой Темзе, по серым ее водам, медленно плывет по течению небольшой пассажирский пароход и мигает огнями кают. Может, в Австралию плывет, и пассажиры покинули свои дома. Совсем как я. По спине вдруг прошла дрожь.

Он боком, боком спустился по каменистому склону в овраг. Можжевельник и вправду оказался совсем не такой густой, как он думал, но все-таки ветки перекидываются с одного края узенькой расщелины на другой, и кое-как укрыться здесь можно. Проникнуть сюда сверху сможет разве что собака — людей шипы изорвут в кровь, и это немалое преимущество: если играть в войну, защищать придется только один выход; так что Терри с трудом пробрался вправо, на другую сторону, — отсюда, снизу, проход шире и легче пролезть вглубь. Он сбросил с плеча сумку и, прежде чем поползти осматривать убежище, огляделся по сторонам, как и положено в таких случаях. Лощина была безлюдна. В сгущающихся сумерках светились огни первого ряда домов в конце лощины — бледно-желтые пятна на тротуаре, а еще дальше, словно над самыми крышами, казалось, проплывают мачтовые огни и труба того же пассажирского парохода. Хлопнула входная дверь, и кто-то стал звать какого-то мальчика, какого-то Лероя, пить чай.

Чувствуя себя одиноким как никогда, Терри на четвереньках полез в глубь расщелины. Пригнул голову к земле, и оттого вдруг стали громкими шорохи скатывающихся по склону потревоженных камешков. Он уколол руку о шип низко стелющейся ветки и сразу испугался: как бы не порвать, не испортить свое сокровище, свою гордость — новую рубашку. Еще ниже пригнулся к земле. Глаза не сразу стали видеть в совсем уже сумеречном свете.

Зато нюх сработал мгновенно. Фу! Как же он не сообразил. Вот черт! Ведь всякое местечко, в котором хорошо прятаться, худо ли хорошо ли, а скрыто, и, значит, в случае надобности или если ты слишком ленивый, или слишком увлекся игрой, чтоб бежать домой, его можно использовать как отхожее место. У, грязная свинья! Нет, так не годится! Он быстро попятился, вылез, вскочил на ноги. Весело, нечего сказать! Теперь надо искать другое место.

Терри подхватил сумку и вскарабкался по склону, над облюбованными кустами. Опять огляделся по сторонам, но ничего такого же подходящего не увидел. И со вздохом присел на корточки. При такой неудаче он, того гляди, подожмет хвост и повернет к дому. Черт! Черт! Черт!

И словно мало ему было этого, теперь на него ополчилась и погода. Гроза, собиравшаяся весь день, наконец разразилась, и первые крупные капли дождя холодными пальцами проникли сквозь рубашку, торопя найти укрытие. Молния еще не сверкала, только слышались глухие раскаты, пока еще не резкое щелканье челюстей, а угрожающее рычание, но он-то знал, чего тут ждать. Надо не просто найти укрытие от дождя. Надо еще укрыться и от удара молнии. Значит, деревья не годятся, уж лучше промокнуть: стать под дерево слишком опасно. Он опять поглядел по сторонам и мигом понял: надо выбирать одно из двух — либо назад через пустошь, к дороге, и юркнуть в какой-нибудь магазин, либо под зеленый купол эстрады для оркестра. Он поглядел на далекую дорогу, потом на эстраду, опять на дорогу. Дело не только в том, как бы не промокнуть. Возвращаться к дороге и к магазинам, по сути, значило возвращаться домой. А укрыться под эстрадой — это отказ сдаваться или хоть возможность обдумать следующий шаг.