Владимир Разумневич - Степная радуга [Повесть-быль]

«Бает, рассыпает, что погодой посыпает. Артист! Унять пора», — подумал Архип Назарович и распахнул занавеску.

— Здравия желаю, ваше благородие штабс-капитан Емельянов!

Тот резко обернулся. Архип Назарович увидел его лицо, мертвенно бледное, с дергающейся родинкой на щеке.

— Что ж умолк-то? — спросил Шкарбанов. — Али язык присох?.. Принеси-ка, Леша — друг хороший, штабс-капитану водички. Пусть промочит лживое горлышко.

Писарь принес стакан воды, подал Емельянову. Штабс-капитан пил, захлебываясь. Рука у него тряслась, и вода с подбородка стекала на распахнутый ворот косоворотки, на пиджак, на брюки, неряшливо заправленные в затоптанные мужицкие сапоги. Допил до конца и, успокоившись, поставил стакан на стол. Заговорил несколько иным, надменным и холодным голосом:

— Зачем надо было устраивать эту комедию? Здесь не место играть в прятки. Постыдно.

— Гляди ж ты — сам цирк учинил, а на нас сваливает! — усмехнулся Архип Назарович. — Мастак! И в театре, поди, такого не сыщешь. Ловко байки слагать навострился! И одежонку, гляжу, с чужого плеча напялил. Будто и впрямь рабочий класс! Одна беда — нутро не того цвета. Кот Евстафий покаялся, постригся, посхимился, а все мышей во сне видит. Так и ты — под светлым обличием грязные мыслишки.

— Придется, видно, раскрывать карты, штабс-капитан! — сказал Шкарбанов.

— Надо подумать.

— Подумай, подумай. Верные думы, случается, голову от плахи уберегают… Итак, с какой же целью пожаловал в наши края?

— Цель моя вам хорошо известна. — Емельянов нагловато глянул на Калягина. — Да вот — промахнулся…

— Пытался комиссара убить, значит? Так-так. При чьей же поддержке?

— Мало ли мужиков в Яру!

— Не мужиков, скажем, а кулаков-мироедов. От мужиков-то ты, как трусливый заяц, в бурьян шмыгнул. Не так ли?

— Вам виднее.

— От кого задание получил?

— Ясно от кого — от господина Кадилина Ефима Васильевича.

— Ишь ты — «господина Ефима Васильевича»! Это про балаковского-то головореза, бандита белопогонного…

— Прошу не оскорблять.

— Экая щепетильность! Вам бы с ним крылышки подвесить — ангелы. Только что-то перышки у ангелов забрызганы кровью… Куда ж теперь вооруженный ангел с отрядом полетел?

— Мне не докладывали.

— И с каким заданием послали тебя в Балаково — тоже не сообщили?

— Зачем, скажите, я буду отвечать на ваши вопросы? Офицерскую честь марать? Мне заранее известно — за балаковское восстание, за покушение на комиссара все равно по головке не погладят. Мы не дети, чтобы играть в прятки.

— Это точно. Выходит, сам себе, белая шкура, вынес приговор. — Шкарбанов позвал часовых, стоявших за дверью. — Увести! За мост. По приговору революции!

Через некоторое время с улицы долетел приглушенный, похожий на выщелк кнута выстрел. Шкарбанов косо глянул в окно и сказал:

— Много всякой тли над революцией витает. И каждая норовит на горб мужику сесть… Ну, что ж, товарищ Калягин, прощаться будем. Нам в Балаково пора — за оружием для добровольцев, а тебе — в ревком. Смотри, не зазевайся в дороге! Емельянов с Кадилиным всю контру вокруг на дыбы подняли. С одного раза не обуздаешь. — Он озабоченно пощипал усы и, глянув на писаря, добавил: — Вот что, Алеша — друг хороший, есть смысл и тебе с Калягиным по степи прогуляться. Разведаешь, куда белогвардейский эскадрон подевался. Не мог он далеко уйти…

Алексей с Калягиным оседлали коней и вместе выехали из села. Миновав мост, свернули к ильменю.

На отлогом берегу, в камышах, увидели труп Емельянова. Штабс-капитан лежал ничком, вытянув вперед руки, словно пытался скрюченными пальцами заграбастать землю перед собой. «Сколько ни лютовал, а смерти не миновал, — подумал Калягин без малейшей жалости к племяннику. — Что заслужил, то и получил… Последнюю свою пулю, выходит, в меня выпустил. Больше не выстрелит…»

Не знал Архип Назарович, что в эту самую минуту главарь белобандитов Ефим Кадилин вступил с отрядом в Горяиновку. На черном тарантасе из Большого Красного Яра примчалась сюда же и неразлучная троица — Аким Вечерин, Гришка Заякин и Ефим Поляков. Кулаки не упустили случая, чтобы самолично присутствовать при разгроме революционного штаба волости, пожать руку дружку-победителю. Кадилин пересел в тарантас к ним, и они поехали подыскивать подходящее место для ночлега.

— Тут неподалеку особнячок приличный пустует, — вспомнил Аким Вечерин. — Хозяин мельницы там прежде проживал. Слышал, бежал он куда-то вместе со своими домочадцами.