Мария Грипе - Дети теней

Сигрид немного помолчала и, отпив чаю, продолжила:

– Когда слепой скульптор пытается сделать портрет, это обычно не так-то просто. И получается далеко не у всех. Условий для успеха несколько: яркая индивидуальность, как у этой девушки, железная воля художника и такие чуткие пальцы, как у меня. Я так их натренировала, что могу полностью им доверять. Глаза могут обмануть, а они – нет. Их не введут в заблуждение ни свет, ни тень. Когда я провожу пальцами по чьему-нибудь лицу, я чувствую, как наружу медленно проступает скрытый облик этого человека. Я вижу не только внешние, но и внутренние его черты… Но для этого, конечно, нужно, чтобы пальцы не были уставшими.

Она потерла подушечки пальцев друг о друга, пригубила чай и сказала со вздохом:

– Нет, не могу объяснить. Я и сама это не совсем понимаю. Но мы с Каролиной так и не закончили. Она не могла приходить так часто, как нужно было мне. Я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она мне позирует, поэтому все было в строжайшей тайне.

Сигрид никогда не говорила, над чем работает. Если она нарушала это правило, то потом не могла довести работу до конца. Каролина это поняла и хранила тайну, стараясь никому не попадаться на глаза, когда тайком пробиралась к мастерской. Как модель она была не только неутомима, но и очень деликатна. Никогда не просила разрешить взглянуть на портрет, а терпеливо ждала, когда он будет закончен. Она даже ни разу не попыталась подглядеть, что делает Сигрид.

– Да, она на редкость способная девушка, – с уважением сказала Сигрид. – Работать с ней – одно удовольствие. Она все принимает легко и охотно. У меня было такое ощущение, что она очень открытый человек, хотя я понимаю: в глубине души у нее много своих секретов. Должна признаться, она меня очаровала – и как модель, и как человек. Она не похожа ни на кого, с кем я встречалась за всю свою долгую жизнь. – Сигрид вздохнула и улыбнулась. – И все-таки жаль, что она так и не решилась раскрыть карты. Свою роль она играла очень убедительно. А мне не хотелось делать ничего такого, что могло бы ее спугнуть. Теперь я об этом жалею. Обычно я откровенна, что думаю – то и говорю. Не знаю, что помешало мне в этот раз… – Она задумалась на минуту и продолжила: – А потом она, к сожалению, уехала в Париж.

Максимилиам написал, что хочет встретиться со своими детьми. Они, естественно, помчались сломя голову. И Каролина с ними. И эта София. Максимилиам, наверное, пригласил бы целую деревню, лишь бы дети приехали. Такой он был, Максимилиам, добрый и щедрый. К тому же очень нетерпеливый. Ему хотелось всего и сейчас. Наверняка они с Каролиной поладили. Она нужна была ему как противовес Софии. Хотя, если говорить эгоистически, лично для меня было бы лучше, если бы она осталась дома.

– Но ведь они приехали довольно скоро, разве нет?

– Да, это верно. И мы сразу же вернулись к портрету. Но ты же знаешь, Берта, в замке все перевернулось вверх дном с тех пор, как погиб Максимилиам. София как будто с цепи сорвалась. В последнее время она преследовала Каролину. Поэтому я решила, если она переберется ко мне, это будет лучший выход. Но…

Сигрид замолчала и задумалась.

– Так что же случилось? – спросила я. – Ведь было уже решено, что Каролина переедет к вам, и вдруг она исчезла!

Сигрид вздохнула.

– Боюсь, это я сама сделала глупость. Я послала за ней, сказав, что нам нужно поговорить и познакомиться перед тем, как она переедет. Никто ведь не знал, что мы знакомы, поэтому я подумала, что так будет лучше. Я это сделала больше для видимости. И Каролина это поняла. Потом, когда она пришла, я спросила, не будет ли она против, если мы немного поработаем. Она согласилась и позировала, как обычно. И все было бы хорошо, но я вдруг спросила, не хочет ли она посмотреть на свой портрет. Сначала она немного сомневалась, а потом сказала: если вы хотите его показать, я с удовольствием посмотрю.

Не договорив, Сигрид погрузилась в мысли. А мне не терпелось услышать все до конца.

– И что же дальше?

– Ну… – Сигрид помедлила, подбирая слова. – Ты и сама можешь догадаться. Совершенно ведь ясно, что это портрет девушки…

– Значит, она поняла, что ее разоблачили?

Сигрид молча кивнула.

– А разве она не догадывалась об этом раньше?

– Может, и догадывалась. Я не знаю.

Сигрид вздохнула, задумалась на минуту, а потом сказала, что Каролина начала плакать. Она рыдала отчаянно. В первый момент ее невозможно было успокоить. Сначала Сигрид подумала, что Каролина чувствует себя униженной, и попыталась объяснить, что вовсе не хотела ее обидеть. Представляться девушкой или юношей – это ее личное дело. Но, с другой стороны, Каролина должна была понимать, что, соглашаясь позировать для портрета, она открывает не только свое лицо, но и свою тайну. Впрочем, ее Сигрид разгадала еще до того, как занялась портретом. А если бы не поняла тогда, то это стало ясно, когда она начала работать. Пальцы не могли ей лгать. Они говорили всю правду, какой бы беспощадной она ни была.