Анатолий Алексин - Домашний совет

– Это вы всерьез?

– А что такое? – ответил я фразой Владика.

– Ах так? Тогда скажите, пожалуйста, В каком году состоялся первый в истории разговор по телефону?

– В 1861-м, – ответил я.

– Ты перепутал изобретение телефона с отменой крепостного права, – засвидетельствовал тот, который оценивал свои ногти.

– Значит, получается, Гончаров вполне мог поболтать по телефону с Тургеневым? – спросил более впечатлительный.

– Какие телефонные разговоры? Они терпеть не могли друг друга, – не поднимая головы, сообщил второй. – А ты, как я вижу, физику органически не перевариваешь. Зачем же стремишься на наш факультет?

– Я не стремлюсь.

– Ну, что?! – Ирина подбежала ко мне, выждав, пока Владик скроется в той самой комнате. Ее фамилия была на У, и ей собеседование еще предстояло.

– Провалился, – ответил я.

– Каким образом?

– Не ответил – и все.

– Ты решил подорвать престиж Саввы Георгиевича?

– Просто я не хочу у него учиться. Хоть он ни в чем абсолютно не виноват…

Сквозь окна нашего первого этажа я все чаще видел, как Владик с Ириной входили в подъезд, затем слышал, как с дребезжащим металлическим звоном захлопывалась дверь лифта и кабина уплывала на четвертый этаж.

«Как ты можешь жить с ним под одной крышей?» спрашивала она. А теперь стремилась под общую крышу с Владиком.

Мама никогда не проходила мимо своей бывшей квартиры.

– Ну как вы? – восклицала она с порога гораздо приветливее, чем это бывало прежде. – Я принесла то, что вы любите!

Но плаща не снимала.

Однажды, часов в восемь утра, я увидел Владика с чемоданом. Он стоял, не оборачиваясь на наши окна, словно никогда, ни одного дня не жил в этой квартире.

Подкатила новая «Волга» Саввы Георгиевича – не белая, а зеленая. Быть может, цвет выбирала мама? Член-корреспондент был сам за рулем. На заднем сиденье я увидел Ирину в туристской куртке с капюшоном на спине. Значит, Савва Георгиевич заехал за ней, а потом вернулся к подъезду. «Надо очень любить маму, чтобы так заботиться об одном… из ее сыновей. И о его личном счастье!» – подумал я.

Любопытство, помимо воли, подтолкнуло меня к окну.

– Куда вы? – спросил я у Владика.

– В молодежный лагерь! – Он победно подергал носом.

– Ну да, вы ведь уже студенты.

– А ты?

– Подал в медицинский. Буду лечить свои и чужие почки. Там экзамены в августе.

– Мама мне говорила… Ну будь!

Он столь же победоносно поправил свои очки в иезуитски тонкой оправе и сел рядом с Ириной.

«Поменяйся с ним умом, внешностью… И я брошусь ему на шею», – говорила она.

Обмена не произошло. Но в лагерь они уезжали вместе.

Савва Георгиевич помахал мне рукой. Мама провожала их в молодежный лагерь не вышла.

Отец на кухне готовил нам двоим завтрак.

«Если бы мне предложили остаться навсегда одинокой или быть с твоим братом, я бы, не задумываясь, предпочла судьбу старой девы!» – вспомниля еще одну фразу Ирины.

«Не задумываясь…» Нет, она все же задумалась! Неужели выгода может заставить…

– Мама полюбила Савву Георгиевича, – оборвал меня отец, склонившись над газовой плитой.

– Я не о маме.

– А о ком?

– О той, которая била собаку. Лучшего друга человека!

– Кто-то не любит собак? – медленно произнес отец. – Разве можно их не любить? Но все-таки, Санечка, лучшим другом человека… должен быть человек. Если я, конечно, не заблуждаюсь.