Анатолий Алексин - Домашний совет

– Я готовлюсь к олимпиаде… начинающих физиков.

– Тебя выдвинули? Кто?

– Мария Кондратьевна.

– Именно тебя?

– Но Владик об этом не знает.

Отец от волнения или от гордости закурил.

– Мария Кондратьевна надеется на меня.

– На тебя-то можно надеяться!

Мама старалась не хвалить нас с Владиком поодиночке. Упомянув одного, она тут же называла другого: наше равноправие должно было укрепляться и таким образом. Отец же не подчинялся этой системе.

– Мы – за равенство людей, – сказал он в тот день. – Но не может быть равенства талантов, способностей. Разве можно дарование и отсутствие оного причесать под одну гребенку? – Он вытащил вторую сигарету. – Этого я не допущу… Значит, Мария Кондратьевна считает, что ты в масштабах вашей школы… как бы это сказать, Курчатов? У меня есть совет. Предложение!

– По поводу олимпиады?

– Обратись к Савве Георгиевичу. Он подскажет тебе самые простые решения. То есть требующие таланта! Не только в искусстве, но и в науке простота предпочтительней сложности. И к ней гораздо труднее пробиться. На это способны только избранники!

– Савва Георгиевич, например? Он избранник?

– Не подлежит никакому сомнению.

– Вообще бы я не пошел.

– Почему?

– Неудобно. Но ради Марии Кондратьевны…

– Почаще употребляй слово «ради». А после него почаще ставь не свое имя, а какое-нибудь другое. Сострадать себе все умеют, а вот… Если я, конечно, не заблуждаюсь. – Он употреблял эту фразу, когда был уверен, что не заблуждается. – Значит, из вас двоих выбрали тебя?

– Почему из двоих? У нас в десятых классах около ста человек!

В воскресенье, дождавшись, когда мама и отец уехали к друзьям за город, а Владик вытащил из ящика письменного стола свои коробки и принялся что-то подсчитывать, я пошел на четвертый этаж.

Мама ничего не знала о предстоящей олимпиаде. Иначе знал бы и Владик: у братьев, по ее мнению, не могло быть друг от друга секретов.

Савва Георгиевич встретил меня в майке и зеленых спортивных брюках. Я изумленно застрял в дверях.

– Проходи, пожалуйста, – сказал Чернобаев. – Никогда не занимался гимнастикой. А сейчас заставляют, представь себе.

Кто именно заставляет, он не сказал. На его географическом лбу в тот момент рек и меридианов было немного: видимо, во время гимнастики он «отключался».

– Не обращайте на меня внимания, – промямлил я.

– Еще несколько упражнений… Мне сказали, что следует выполнять весь комплекс – от начала и до конца.

Он стал завершать свой комплекс со старательностью неумелого новичка.

Я уловил что-то очень знакомое. Пригляделся… Это были упражнения, которым научила нас с Владиком мама.

Они следовали одно за другим в том же порядке, к которому за многие годы привыкли мы с братом.

Гимнастикой Савва Георгиевич занимался на кухне. Пока он со страдальческим видом отбывал эту повинность, я огляделся. И мне почудилось, что я спустился на три этажа вниз: кухня напоминала нашу в такой же степени, как одно произведение художника, имеющего свой почерк, напоминает его другое произведение.

Стол и подоконники были застелены такими же, как наши, светло-зелеными клеенками. Значит, и кое-какие вещи мама приобретала в расчете на две квартиры… Зеленая керамическая посуда на полках тоже напоминала нашу. Мама говорила, что зеленый цвет расковывает «цепи», в которые закована нервная система городских жителей. Природа добивалась той же благородной цели с помощью полей и лесов. Про Ирину мама как-то сказала: «У нее зеленые глаза. Хорошо!»

Квартира у члена-корреспондента была огромная. Я до той поры не видел таких квартир. Она была и очень ухоженная… В столовой и в комнате, которую Савва Георгиевич назвал гостиной, висели зеленые шторы.

– Вы любите зеленый цвет? – спросил я.

– А где ты увидел? – Савва Георгиевич удивленно пошарил глазами по сторонам.

Стало быть, это не он стремился к успокоению своей нервной системы.

На полках, перед книгами, выстроившимися в тесные ряды, стояли маленькие вазочки с зеленью. Так было и в нашей квартире.

Я знал, что мама помогает Савве Георгиевичу по хозяйству. «Прекрасно, что ты это делаешь, – говорил отец. – Благородно!»

«Вообще, если бы я был женщиной… Я бы влюбился в него», – с детства слышали мы с Владиком. Быть может, мама прислушалась к совету отца? В кабинете Саввы Георгиевича я увидел много графиков, диаграмм и портретов его жены: можно было проследить, как она росла, менялась, старела. Здесь же, на тахте, член-корреспондент, вероятно, и спал. Напротив его изголовья я увидел в небольшой овальной рамке… мамину фотографию. Она была ближе всего к Савве Георгиевичу, когда он оставался один. Когда отдыхал или спал.