— Не уходи от меня.
Он лег на кровать и смотрел в потолок, пытаясь не думать. Типичная ситуация. Как правило, он старался не думать, но, как только он пробовал, у него не получалось. Он встал с кровати и начал расхаживать по номеру. Он надел спортивный костюм, как они и договорились. Он постарался ходить по-разному, и тем не менее все казалось неестественным. Сколько времени прошло с тех пор, как Сигмунд ушел? Пять минут или полчаса? Он понятия не имел. Он остановился перед зеркалом, достал расческу и начал причесываться. Сколько причесок существует в мире? Миллион? Отражение было несчастным. Он посмотрел в глаза самому себе и начал думать. Наконец-то он нашел слово, которое искал с тех пор, как Сигмунд вышел:
— Нет!
*
— Мы немного задержались, но вот мы пришли, — сказал Сигмунд, открывая дверь и впуская в номер Диану Мортенсен.
Маркус не отвечал. Он сидел, согнувшись перед зеркалом, в своей обычной одежде: в брюках, которые были ему великоваты, в зеленой рубашке и красных носках. Перед ним лежал лист бумаги. Рядом с бумагой лежала ручка.
— К тебе гости, — сказал Сигмунд, и в голосе его звучала неуверенность.
Все было неправильно. Он сказал, что Маркус должен поговорить с Дианой о чем-то очень важном, а когда они пришли, он, как они договаривались, должен был принять ее раскованно, одетый в спортивный костюм, с бокалом шампанского из мини-бара на подносе. Он должен был рассказать, что старшему, к сожалению, пришлось спешно уехать. Один из его товарищей-альпинистов заболел, и ему срочно надо искать замену. Через два дня они уезжают в Непал, а вернется он только в ноябре. Маркус-младший и его близкий друг Сигмунд остаются в Норвегии. Младший привык быть один, и старший бы очень обрадовался, если бы Диана сочла возможным провести мальчиков по городу на следующий день. Такой план подготовил Сигмунд, и Маркус согласился без каких-либо возражений. А теперь Маркус сам что-то надумал. Он втянул голову в плечи еще сильнее и продолжал смотреть на лист бумаги.
— Привет, Маркус, — сказала Диана. — Что ты хотел мне рассказать?
Он не отвечал.
— Наверно, он написал стихотворение, — прошептал Сигмунд. — Он часто пишет стихи в одиночестве.
Он еще не сдавался и надеялся, что Маркус только слегка изменил тактику в последний момент.
— Я тоже пишу стихи, — сказала Диана. — Я очень люблю поэзию.
— Не написал я никакого стихотворения, — пробормотал Маркус.
— Ты что же, роман пишешь? — спросил Сигмунд, который уже не на шутку начал волноваться.
Маркус медленно поднялся. Он смотрел в пол и так крепко сжимал листок бумаги, что пальцы побелели.
— Это письмо.
Голос был тихим и невнятным. Он сглотнул и покраснел. Он был застенчивым, испуганным и совершенно естественным.
— Очень приятно получить письмо, — сказал Диана.
Она произнесла это дружелюбно, но немного нетерпеливо. Она очень любила детей, особенно когда рядом были фотографы. Когда фотографов не было, ей становилось скучно с ними.
— Оно не мне, — сказал Маркус, — оно — тебе.
Диана просияла:
— От твоего отца?
— Нет, от меня.
Может, Диана была и не самой лучшей актрисой, однако разочарование ей удалось скрыть и восторг в ее голосе был почти что естественным:
— Ты написал письмо мне? Как мило, Маркус.
Она протянула руку, но Маркус сказал:
— Я хотел бы сам его прочитать тебе вслух.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал Сигмунд, который уже направлялся к двери. У него не вышло.
— Не уходи, — сказал Маркус. — Я хочу, чтобы ты тоже послушал.
Сигмунд обернулся в дверях.
— Не желаете ли бокал шампанского, госпожа Мортенсен? — спросил он.
Диана покачала головой. Она смотрела на Маркуса, который стоял прямо перед ней и смотрел в пол.
— Ну, читай же, — сказала она, — я не кусаюсь.
— Хе-хе, — напряженно хихикнул Сигмунд. Он сел на кровать и приготовился к худшему.
Маркус начал читать. Очень медленно, очень тихо и очень отчетливо. Он читал Диане, он читал Сигмунду, но больше всего он читал самому себе:
Дорогая Диана Мортенсен,
Маркус — это я. Маркус Симонсен. Я сам писал все письма. Все это — сплошная неправда. Папа не миллионер, поэтому я тоже не сын миллионера. Все называют меня Макакусом, потому что я очень трусливый. Я боюсь всего на свете. Единственное, что у меня хорошо получается, так это не быть самим собой. Это очень легко, но я не знаю, может, не все должно так легко даваться. Я бы хотел попробовать сделать что-нибудь посложнее, а самое сложное для меня — это быть Маркусом. Мне стыдно, что я наврал тебе. Но мне не только стыдно. Если бы я тебе не наврал, не думаю, что я понял бы, что на самом деле я не хочу врать. Больше мне нечего написать. Прости.
Читать дальше