Кристине Нёстлингер - Ильза Янда, лет - четырнадцать

Ильза как раз говорила:

– А потом отец Эви хотел нас всех поса­дить в такси, но найти такси было просто немыслимо!

– Вот беда! – сказала мама.

Но Ильза не заметила насмешки.

Я подумала, что это низко со стороны ма­мы, и сказала:

– Ильза, мама звонила отцу Эви. Он уже спал.

Мама сердито на меня посмотрела и крик­нула:

– Сейчас же убирайся отсюда!

– Эрика, выйди из комнаты! – сказал Курт.

Мама взбесилась из-за того, что я испор­тила ей всю игру. Она наверняка рисовала себе такую картину: она даст Ильзе расска­зать до конца, а потом медленно и с издевкой скажет:

– Но как же так получается, что столь милый и любезный отец Эви давным-давно спит и ничегошеньки обо всем этом не знает?

А теперь она не могла уже так ска­зать. Потому и глядела на меня с бешен­ством.

Я вышла из гостиной, но остановилась за дверью. Я хотела все-таки знать, что же бу­дет дальше. Ильза вела себя как ни в чем не бывало. Принцесса кока-колы и высокоско­ростных машин для молодых картинно сиде­ла в кожаном кресле и с удивлением спра­шивала:

– Как же это так? Отец Эльфи заехал за нами в театр!

Тут Курт вскочил и заорал, что его-то уж она не одурачит!

– Может быть, мне позвонить теперь от­цу Эльфи? – спросила мама.

– Пожалуйста! Можешь ему позвонить! – ответила Ильза.

Мама крикнула, что она еще не настолько сошла с ума, чтобы будить в половине второ­го ночи спящих людей.

– Это ведь была твоя идея, а не моя, – сказала Ильза.

Курт взревел, что Ильзе никто не дал пра­ва дерзить его жене. Он так и сказал – «моей жене».

И тут – у меня прямо дух захватило – Ильза откашлялась, а потом заявила:

– Тебя, Курт, это вообще не касается. Я не обязана давать тебе отчет! Если ты же­нился на моей матери, это еще не значит, что ты можешь надо мною командовать!

Раздался звонкий шлепок. Мама дала Ильзе пощечину. А потом Курт выскочил из гостиной и чуть не сбил меня с ног.

– Курт! – крикнула мама. – Вернись! Она должна перед тобой извиниться!

Но Курт не вернулся. Он вбежал в спаль­ню и хлопнул дверью. Почтмейстер внизу под нами наверняка проснулся, если, конеч­но, он не проснулся гораздо раньше от наше­го крика.

Потом я еще слышала, как мама требо­вала от Ильзы извинения и грозила ей всеми возможными и невозможными карами, если она сию же минуту не извинится.

Ильза не извинилась. Она вышла в перед­нюю. Она сказала мне:

– Лучше язык себе откушу!

И заплакала, и сжала кулаки. Крепко-крепко. Я потом видела следы ногтей на ее ладони.

В нашей комнате, когда она раздевалась и уже лежа в постели, она все повторяла:

– Нет, я этого не выдержу. Я этого просто не выдержу!

– А по правде, где ты была? – спросила я. Я задала этот вопрос еще три раза, пока Ильза не перестала наконец повторять одно и то же и не ответила:

– Я была вместе с Амрай в баре. – И по­том она еще сказала: – А теперь я хочу спать. Спокойной ночи.

Я лежала в постели. Было темно-темно. Я прислушивалась к дыханию Ильзы. Нет, она не спала. Она дышала неравно­мерно.

– А что делают в баре? – спросила я. – А разве туда пускают двух девушек? Одних?

Кровать Ильзы заскрипела. Она, наверно, отвернулась к стене.

На следующий день было воскресенье. Я проснулась, потому что Оливер сидел у меня на кровати и тянул к себе по­душку.

– Вставай, вставай, вставай, – повторял он.

– Который час? – спросила я.

– «Бей – кто сильней!» уже прошла!

Он хотел сказать, что уже больше десяти, потому что эта воскресная передача кончает­ся по радио в десять. Оливер еще не пони­мает по часам.

Я села на кровати. Утром я всегда никак не могу проснуться. Сначала я даже не пом­нила, что было этой ночью. И не думала о том, что сегодня воскресенье. Я глядела в окно и видела, что светит солнце, а рыжая толстуха в доме напротив раскладывает на подоконнике одеяла и подушки. Она всегда это делает по воскресеньям. Я поглядела на Ильзину кровать. Ильза еще спала. Ее ноги выглядывали из-под одеяла. На них был педикюр с желтым, как желток, лаком.

Обычно мама будит нас в воскресенье в по­ловине девятого. Чтобы мы не слишком поздно выбрались на воскресную прогулку.

– Сегодня прогулки не будет? – шепотом спросила я Оливера.

Оливер покачал головой.

– Все еще спят, что ли?

Оливер опять покачал головой.

– Почему не будет прогулки?

Оливер пожал плечами.

– Не знаю. Папа куда-то уехал на маши­не, совсем рано. Еще темно было.

– А мама?

– Мама очень сердитая.

– Почему? На кого?