Кэтрин Патерсон - Мост в Теравифию

Детям вечно досаден их возраст и быт... Джесси, неосознанно подражая своим родителям, стесняется своей бедности, Лесли стыдится своего богатства. Даже гордыня их кажется невинной: "Вот, например, Джуди как-то спустилась вниз и почитала им наизусть, и не только прозу, а стихи, даже итальянские. Джесс, конечно, их не понял, но наслаждался самими звуками и удивлялся, до чего же умны и шикарны его друзья". Искушение снобизмом они проходят в школе, и выглядит оно совсем иначе, нежели в "интеллектуальных кругах". "В школе было правило, куда важнее директорских: домашние дрязги не рассказывают. Если родители бедны, или злы, или необразованны, хуже того — если они не хотят купить телек, дети обязаны защищать их. Завтра вся школа будет измываться над папашей Эйвери. Да, у многих отцы — в психушке, а у кого — и в тюрьме. Но они своих покрывают, а Дженис — выдала". Да, дети легки и бесхитростны — но они же и бессердечны. Милосердие — слово не из их лексикона, и, увы, мы мало делаем для того, чтобы включить его в их словарь. От нас дети чаще слышат о послушании.

Чтобы убедиться в реальности первородного греха, нужно увидеть, как детская компания дразнит того, кто по тем или иным причинам оказался "белой вороной". Взрослые, впрочем, выглядят не менее отвратительно, если начинают травлю, но у них это случается реже, за счет воспитания, и имеет более завуалированные формы. Дети же скачут вокруг своей жертвы такой неприкрытой и чистой радостью, что становится страшно. До определённого момента им в голову не приходит, что они делают нечто постыдное, и даже слезы жертвы только раззадоривают их. Лишь резкий окрик взрослого будит чувство стыда, и то с большим трудом: ребёнок искренне не понимает, что плохого он сделал, да и теперь, вырванный из стаи и поставленный перед ответом, он больше напоминает маленького ангелочка, нежели того зверёныша, каким был пять минут назад. Словно подменили ребенка. И поневоле приходишь в ужас: Боже мой, мы же никогда его этому не учили, откуда он нахватался?

Тема школьной травли тоже достаточно типична для детской литературы, но у Кэтрин Патерсон она получает новое развитие: из Теравифии дует ветерок милосердия.

"Я ей рассказала, как все смеялись, что у нас нет телека. Кто-кто, а я понимаю, как это больно, когда тебя считают придурком", — говорит Лесли той самой девочке, о которой прежде говорила: "Таких людей надо останавливать. Иначе они превратятся в тиранов и диктаторов". Но тирания того, что учителя по наивности нередко зовут "коллективом", оказалась сильнее тирании одной отдельно взятой Дженис Эйвери.

Самая страшная и глупая ошибка, которую только может допустить детский писатель, — идеализация детей. Этому отчасти способствует спасительное свойство людской памяти — помнить хорошее и забывать плохое. Идеализируется собственное детство, а вслед за ним — детство вообще. Итогом такой идеализации становится безудержная фальшь: дети в книгах предстают целлулоидными манекенами, полными жизнерадостной бодрости. Кроме того, мало кто из взрослых способен проникнуться детскими проблемами так, чтобы ребёнок поверил. Мы не плачем из-за полутора сотен погибших людей — ужели станем оплакивать вывихнутую кукольную ручку? И мы скорее посочувствуем заботам отца Джесса, уволенного с работы, нежели проблемам его дочерей, которым не из чего соорудить платья, чтобы пойти в церковь на Пасху. Его проблемы реальны, их — иллюзорны.

А на самом деле нужно только диву даваться, насколько иллюзорно большинство "взрослых" проблем. Старое заклинание "всё как у людей" — подлинный бич эпохи, если не всех эпох. Причём стоит нам достичь уровня некоторых из этих пресловутых "людей", как тут же обнаруживаются новые "люди", и теперь уже нам хочется, чтобы всё было как у них.

"Мать закусила губу, как Джойс Энн, лицо её совсем осунулось, и она еле слышно проговорила:

— Я не хочу, чтобы перед моей семьёй задирали нос.

Он чуть не обнял её, как обнимал Мэй Белл, когда та нуждалась в утешении.

— Ничего она не задирает! — сказал он. — Ну, честное слово!

Мать вздохнула.

— Что ж, если она прилично оденется..."

В чем зло общества потребления, если даже в нём никто не голодает? Это общество проводит границы внутри предпоследнего человеческого оплота — семьи. Начнём с того, что семьи сейчас не торопятся создавать, потому что чем раньше ты создашь семью, тем скорее при тех же трудозатратах обречёшь себя на делёж дохода с одним или несколькими маленькими "потребителями". Затем, поддерживать жизненный стандарт семьи ты должен не только перед внешними по отношению к ней людьми, но по отношению к самим же членам семьи — вот почему отец покупает Джессу не краски, которые он хочет, а машинки, которых он не хочет. Чтобы было "как у людей", подразумевается: "как у людей, виденных нами в телевизионной рекламе".