Алексей Кирносов - Свидание с морем

— Я не хочу кушать, я хочу в кружок, — сказал Игорь.

— Нарушающих распорядок дня я в кружок не беру.

— Да? — сокрушённо вздохнул Игорь. — Жалко, что у вас такое правило. Я так хотел сделать лошадку!

— Какую именно лошадку?

— Такую, как у Кости из шестого отряда.

— Ты сможешь сделать такую лошадку?

— Ну, совсем такую, наверное, никому больше не сделать, но хотя бы вроде неё.

— Любопытная постановка вопроса. Ну, хорошо. Допустим, что ты сделал точно такую лошадку. Что от этого прибавилось в нашем мире? Неужели тебе не хочется сделать что-то такое, чего ещё никто не делал? В твоей голове не возникают образы, навеянные личным отношением к миру, а не чужими произведениями?

Игорь признался с улыбкой смущения:

— Во сне иногда что-то такое небываемое мерещится. А так, в жизни, я ничего не могу придумать. Что вижу, о том и воображаю.

— Это свойственно каждому, — согласился Иван Иванович. — Вся разница в том, кто на что обращает внимание, кто как видит. Движение предмета в сознании от фотографии к образу составляет и смысл и тайну творчества. Если бы этого не было, человек никогда не узнал бы, что за скорлупой ореха таится вкусное и питательное ядро. Схватываешь?

— Схватываю, — кивнул Игорь.

Он в самом деле понимал смысл речей Ивана Ивановича, несмотря на много непонятных слов. Составленные вместе, непонятные слова сами собой объяснялись.

Иван Иванович достал из-под стола затейливо искрученную коряжку.

— Что ты видишь в этом сучке?

— Надо подумать...

Игорь взял коряжку в руки и стал её по-всякому вертеть. Замерещились разные образы, пришлось немного прищурить глаза, чтобы их получше рассмотреть. С прищуренными глазами лишние части отпадали и не мешали видеть.

— Вот так будет лось, — начал он рассказывать, — только с тремя ногами, и голова слишком большая... А с этой стороны вроде старичок сидит на пеньке и ноги протянул, а это рука и в руке палка. А с этой стороны получается... какой-то динозавр.

Иван Иванович взял у него коряжку и поставил на стол вертикально:

— А если так посмотреть?

— Так, вроде на балерину похоже, — пригляделся Игорь. — Только руки кривые и длинные. И ноги уродские. Одна толстая, другая тонкая, и хвост зачем-то. Нет, балерины не выйдет.

— Хвост, он, конечно, совсем непригоден в данном случае, — сказал Иван Иванович и отсёк лишний кусок точным ударом острого ножа. — Это ты прав... А от твоего заявления относительно рук и ног мне стало грустно. Не в примитивной пропорции и не в портретном сходстве красота и правда жизни. Легенда о целесообразности прекрасного отжила свой краткий век. Симметрия — это лишь один из многих видов проявления гармонии миров. Посмотри на эти разной длины и неравной толщины конечности. Сколько в них изящества и полёта! Словом, если хочешь... Впрочем, ты есть разболтанный мальчик, который не ходит на полдник, и в кружок не можешь быть принят.

Заворожённый речью Ивана Ивановича, Игорь забыл, что он разболтанный мальчик и не ходит на полдник. У него уже не было сомнений, что он член кружка «Природа и фантазия» и сейчас примется вырезать из сучка балерину.

Руки опустились. Погасло вдали что-то прекрасное и томительно манящее. Захотелось поклясться, что он больше никогда не будет, но язык не мог выговорить эти глупые дошкольнические слова. Неужели Иван Иванович сам не видит, что Игорь весь раскаивается и никогда больше не будет нарушать распорядок дня: для того чтобы заниматься в кружке, он готов претерпеть любые тяготы и лишения?!

— Вот так устроена жизнь, брат Игорь, — сказал Иван Иванович и запрятал сучок обратно под стол. — Однако, судя по твоей бледности и тоскливо закушенной губе, ты раскаиваешься в своей ошибке и, как пишут в провинциальной прессе, приложишь все усилия. Ладно, даю тебе испытательный срок... — Иван Иванович взглянул на часы. — Ровно сутки и две минуты. Сучок пока сохраню. Придёшь завтра вовремя, будешь равноправно работать. А сейчас — прошу извинить, ибо распорядок дня есть один из видов гармонии миров и нарушать его я не люблю. Всего доброго, Игорь!

— До свиданья, спасибо. Он вышел из помещения.

На сцене, жужжа, топталась толпа кружковцев, выжидая последнюю минутку до начала занятия. А ему стало нечего делать. Решил ещё раз посмотреть на Ларисину грамоту.

В кабинете Марины Алексеевны никого не было, дверь раскрыта, на коврике у порога развалился разморённый жарой Тюбик. Игорь погладил псу нежное брюшко (сахару, так как на полдник не ходил, в кармане не оказалось), посмотрел на грамоту через раскрытую дверь, пожалел, что нет обычая приклеивать к грамоте фотографическую карточку, как на всякий важный документ, и вдруг подумал, что как же эта ценная грамота висит здесь без охраны, и никого нет, и кто-нибудь может забраться и похитить её. Стало тревожно на душе.