Рене Госинни - Каникулы малыша Николя

– Прекратить, не то отлуплю!

Мы все ужасно удивились, потому что в первый раз слышали, чтобы наш командир кричал такое.

Мы очень-очень долго шагали по лесу и даже начали уставать, но наконец остановились. Мсье Рато почесал в затылке, а потом собрал вокруг себя всех командиров. Они стали размахивать руками, показывая в разные стороны, и я слышал, как мсье Рато сказал:

– Странно, тут, наверное, с прошлого года вырубили часть деревьев, потому что я не нахожу своих ориентиров.

Но в конце концов он сунул палец в рот, поднял его вверх и пошёл, а мы за ним. Странно, но об этом способе искать дорогу в лесу он нам не рассказывал.

Мы очень долго шли и наконец вышли из леса и снова пересекли поле. Но коров там больше не было – наверное, из-за того, что пошёл дождь. Мы бегом добежали до дороги и спрятались в гараже, съели там свои бутерброды, попели, и всем было здорово весело. А когда дождик прекратился, было уже поздно, и мы вернулись в лагерь. Но мсье Рато нам сказал, что не считает себя побеждённым и что завтра или послезавтра мы опять отправимся на мыс Бурраск.

На автобусе…

Дорогие мама и папа!

Я очень хорошо себя веду, всё ем, мне здесь очень весело, но я хотел бы, чтобы вы написали письмо мсье Рато, пусть меня освободят от тихого часа, как в тот раз, когда у нас с папой не получилась задача по арифметике и он написал записку, которую я отнёс учительнице…

(Из письма Николя к родителям)

Что мне не нравится в лагере, это что каждый день после обеда у нас наступает тихий час. Тихий час для всех обязателен, даже если найти предлог, чтобы его у тебя не было. И это нечестно, да, вот так, потому что после того, как утром мы встали, сделали гимнастику, умылись, застелили свои кровати, позавтракали, сходили на пляж, искупались и поиграли на песке, с чего это, в самом деле, нам так уж устать, чтобы вдруг ложиться спать.

Единственное, что хорошо в тихом часе, это что наш командир отряда приходит к нам в домик, чтобы за нами присматривать, и рассказывает всякие истории, чтобы мы лежали спокойно. Это как раз здорово.

– Так! – сказал наш командир. – Все по кроватям, и чтобы я больше вас не слышал.

Мы все послушались, кроме Бертена, который залез под кровать.

– Бертен! – закричал командир отряда. – Как всегда, дурака валяет один и тот же! Меня это не удивляет, из всей оравы ты самый несносный!

– А что такого, командир? – ответил Бертен. – Я свои тапочки ищу.

Бертен – мой друг, и это правда, что он несносный, и нам с ним здорово весело.

Когда Бертен улёгся, как все остальные, командир велел нам спать и не шуметь, чтобы не мешать всем остальным из других домиков.

– А историю, командир? Историю! – закричали мы.

Командир тяжело вздохнул и сказал, что хорошо, ладно, но чтобы было тихо.

– Жил-был, – начал командир, – в одной очень далёкой стране один очень добрый халиф. И был у него очень злой визирь… – Тут командир остановился и спросил: – Кто мне скажет, кто такой визирь?

Бертен поднял руку.

– Ну, Бертен?

– Командир, можно выйти? – попросил Бертен.

Командир посмотрел на него, прищурившись, набрал в лёгкие побольше воздуха, а потом сказал:

– Хорошо, иди, но тут же назад.

И Бертен вышел.

Командир продолжал расхаживать по проходу между кроватями и рассказывать нам истории про ковбоев, индейцев и лётчиков. Он рассказывал, все лежали тихо, у меня уже закрывались глаза, и я представлял, как в ковбойском костюме скачу на лошади, а на поясе у меня потрясающие серебряные револьверы, и я командую кучей других ковбоев, потому что сам я шериф, и сейчас на нас нападут индейцы, но тут кто-то крикнул:

– Ребята, смотрите! Я нашёл яйцо!

Я подскочил на кровати и увидел, что это Бертен: он вошёл в домик, держа в руке яйцо.

Мы вскочили, чтобы посмотреть.