Рене Госинни: Малыш Николя на переменках

– Что он в этом понимает? У него нет детей! – отмахнулся папа.

– Это дела не меняет, – сказала мама. – У зубных врачей никогда не болят зубы, что не мешает им быть зубными врачами!

– А с чего это ты взяла, что у зубных врачей никогда не болят зубы? Да это просто смешно! – И папа расхохотался.

– Вы видите, вы видите, мсье Бледур? Он надо мной просто издевается! – закричала мама. – Вместо того чтобы заниматься сыном, он острит! Что вы обо всём этом думаете, мсье Бледур?

– Что ж, – сказал мсье Бледур, – с шашками сегодня явно ничего не выйдет. Я пошёл.

– О нет! – задержала его мама. – Раз вы решили поучаствовать в дискуссии, уж оставайтесь до конца!

– Об этом не может быть и речи! – возмутился папа. – Этого глупца никто сюда не звал, и делать ему здесь нечего. Пусть убирается к себе!

– Послушайте… – начал мсье Бледур.

– О, мужчины все одинаковы! – воскликнула мама. – Вы все заодно! И между прочим, с вашей стороны, было бы приличней вернуться к себе, а не подслушивать под дверью у соседей!

– Ну ладно, в шашки сыграем в другой раз, – сказал мсье Бледур. – Желаю всем приятного вечера. До свидания, Николя!

И мсье Бледур ушёл.

Я не люблю, когда мама с папой ссорятся, зато мне очень нравится, когда они мирятся. И на этот раз мне не пришлось долго ждать. Мама заплакала, у папы сделался очень несчастный вид, и он стал говорить: «Ну же, ну что ты…» – а потом он поцеловал маму и сказал, что он ужасный грубиян, а мама сказала, что она была не права, а папа сказал, что нет, это он был не прав, и они засмеялись, поцеловались, потом поцеловали меня и сказали, что всё это была просто шутка, а мама сказала, что она пойдёт жарить картошку.

Ужин прошёл замечательно, все всё время улыбались, а потом папа сказал:

– Знаешь, дорогая, мне кажется, мы были немного несправедливы к бедняге Бледуру. Я ему, пожалуй, позвоню, скажу, чтобы зашёл к нам выпить чашечку кофе и сыграть партию в шашки.

Когда мсье Бледур пришёл, он сначала как будто чего-то немного опасался.

– По крайней мере, вы не собираетесь опять ссориться? – спросил он, а папа и мама засмеялись, взяли его под руки и повели в гостиную.

Папа поставил шашечную доску на журнальный столик, мама принесла кофе, а мне достался кусочек сахара.

Потом папа поднял голову, очень удивился и спросил:

– Эй, а куда это подевалась розовая ваза из гостиной?

– Ты врун, – сказал я Жоффруа.

– Ну-ка повтори, что ты сказал, – потребовал Жоффруа.

– Ты врун, – повторил я ему.

– Ах так? – спросил он.

– Да, так, – ответил я, и в это время прозвенел звонок с перемены.

– Хорошо, – сказал Жоффруа, когда мы строились, – на следующей перемене будем драться.

– Согласен, – сказал я ему, потому что лично мне такие вещи дважды повторять не надо, вот так, я серьёзно говорю.

– Тишина! – крикнул наш воспитатель Бульон, а с ним шутки плохи.

Потом у нас был урок географии. Альцест, который сидит вместе со мной, сказал, что на перемене подержит мою куртку, пока я буду драться с Жоффруа, и посоветовал бить в подбородок, как делают боксёры по телевизору.

– Нет, – возразил Эд, который сидит за нами, – надо бить в нос. Бац! – стукнул раз – и победил.

– Ты болтаешь неизвестно что, – сказал Руфюс, который сидит рядом с Эдом, – на Жоффруа лучше всего действуют оплеухи.

– Ты, дурак, много видел боксёров, которые дают друг другу оплеухи? – спросил Мексан, который сидит недалеко от нас и который послал записку Жоакиму, который тоже хотел знать, что у нас происходит, но со своего места ему не было слышно.

Неприятно только, что записка попала к Аньяну. Он поднял руку и сказал:

– Мадемуазель, я получил записку!

Учительница сделала большие глаза и велела Аньяну принести записку ей, и Аньян отправился к её столу, ужасно гордый собой. Учительница прочитала записку и сказала: