Лидия Чарская - За что?

Зато лодка, от движения в ней сидящих, медленно сошла с мели и под мерными ударами моих весел прямо пошла к берегу. Через минуту мы были уже там. Но, Боже мой, в каком виде оказались мои англичанки! Младшие из них горько плакали, глядя на свои испорченные костюмы. Старшие смотрели на меня такими глазами, какими обыкновенно смотрят на тигра, когда он попадается навстречу безоружному путнику в лесу…

Назад к дому мы уже не шли тем торжественным маршем, каким обходили сад… По крайней мере у моих англичанок был очень понурый вид…

В дубовой аллее нам встретилась «она», окруженная целым обществом нарядных дам и кавалеров.

— Lydie! Что это значит? — в ужасе прошептали ее губы при виде плачущих младших англичанок в запятнанных платьях и сурово молчавших и надутых их старших сестер.

— Мы катались в лодке, maman… и… и…

— Вы не умеете держать себя в обществе, ma chêre! Поэтому ступайте ко мне в комнату и сидите пока вас не позовут оттуда! — произнесла она взволнованно и резко.

Вся красная от смущения, я быстро повернулась и пошла. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Моя бедная маленькая душа разрывалась на части. Но ни одной слезинкой, не единым вздохом я не показала, как тяжело мне было в душе. Гордо и спокойно пришла я в комнату. Но здесь и гордость, и спокойствие сразу точно испарились. Я бросилась на кушетку с головой, трескавшейся на части от самых ужасных мыслей, с душою растерзанной, как никогда, и громко разрыдалась.

«Наказать меня! Лидию Воронскую! Меня, маленькую принцессу! Божка семьи! О! И при том на глазах чужих! Лиза! Оля! Лина! Ульяша! Зачем вы допустил отнять меня от вас, взять и увезти! Господи! До чего я несчастна!» — громко причитала я сквозь слезы.

— Маленькая русалочка! О чем вы горюете? — раздался надо мною знакомый голос с иностранным акцентом.

Я быстро вскочила с дивана и подняла голову.

Верхом на подоконнике сидел Большой Джон. Его длинные ноги болтались, одна в комнате. другая в саду. Лицо улыбалось широкой улыбкой. Острые серые глаза-иглы внимательно и зорко глядели на меня.

— Большой Джон! Спасите меня! — обратилась я к нему, вытирая глаза.

— В чем дело, маленькая русалочка?

— Меня наказали… при всех… прогнали сюда… И все это из-за противных пикейных англичанок.

— Каких? Каких? — расхохотался Большой Джон.

— Пикейных! Разве вы не видели их? Отвратительные чопорные создания! С рыжими волосами… с глазами на выкате… О, какие они гадкие все шестеро, точно лягушки!.. Но вы не можете понять меня, — внезапно опомнившись, проговорила я, — ведь вы не видели их…

— Напротив, не только видел, но и знаю их! — усмехнулся в ответ Большой Джон.

— Как так? — удивилась я. — Вы знаете этих шестерых противных англичанок? Бррр!

— Еще бы! Конечно видел и знаю, потому что они мои родные сестры! — во весь голос расхохотался Джон.

Ах!

Я села на пол и закрыла лицо руками.

— Не смущайтесь, милая, маленькая русалочка! — произнес Большой Джон, разом очутившись в комнате и опускаясь рядом со мною на пол. — Было бы хуже, если бы вы похвалили их, не считая достойными вашей похвалы… похвалили бы, желая сделать приятное вашему длинноногому другу. Ведь вы меня считаете вашим другом, не правда ли, русалочка? Я вижу, как доверчиво смотрят на меня ваши глазки. И в качестве друга я иду к вашей belle-mere [21] Мачехе. и попрошу у нее прощение за вас.

— Я не хочу, просить прощения! — буркнула я себе под нос.

— Очень хорошо быть гордой, русалочка, но все же не мешает покаяться в своей вине, когда чувствуешь себя немножко виноватой. Как вы думаете по этому поводу?

И он состроил такую потешную физиономию при этом, что я невольно громко расхохоталась. Потом, не дожидаясь моего ответа, вскочил на подоконник, быстро прыгнул за окно, а через минуты две уже принес мне прощение мачехи.

В этот вечер я ни на секунду не разлучалась с Большим Джоном. Я полюбила его как брата, несмотря на то, что видела во второй только раз. Впрочем, его нельзя было не любить. Он был душою общества в этот вечер. Он помогал «солнышку» устраивать фейерверк, помогал мачехе занимать гостей и, что всего удивительнее, растормошил своих пикейных сестриц, которых я в душе окрестила «шестью спящими девами». По крайней мере, он заставил их бегать и в горелки, и в жмурки, и в пятнашки, наравне со мною. За ужином мы сели рядом. Он болтал и дурачился во всю. Я была в восторге, но мне ужасно хотелось придумать что либо смешное, чтобы завладеть общим вниманием, как завладел им Джон. Его лавры не давали мне покоя. Случай не замедлил представиться.