В комнату вошла горничная.
— Вы уже уходите, барышня, — заметила она, — а вам письмо сейчас принес почтальон.
Анна взяла конверт и тотчас узнала на адресе крупный, нетвердый почерк бабушки.
«Надобно скорей прочесть, что она пишет, — подумала девушка. — Ведь она одна во всем мире любит меня».
Она села на стул и распечатала письмо.
«Милый мой голубчик! — писала дрожащею рукою Анна Федоровна. — Получила я твое письмецо и немало слез пролила над ним. Много перенесла я в жизни, а, кажись, всего тяжелее теперь переносить твое горе. Ты еще всего не написала мне, моя радость. Я узнала стороной, что ты осталась не только сиротой, но еще и без куска хлеба. Бедная ты моя, горемычная! Кабы хватило у меня сил, приехала бы к тебе: авось моему глупому, старушечьему слову удалось бы хоть маленько утешить тебя! Знаю я, есть у тебя богатые родные и покровители, с ними тебе лучше, чем со мной, а только все кажется, не любить им так, как я тебя люблю! Не сердись, голубчик, на меня старуху! Все мне думается, что кабы ты вздумала приехать опять к нам сюда! Может, тебе приятно было бы отдохнуть у нас, да пожить в тишине да в спокойствии; а уж мне какую бы ты радость сделала! Кажись, я и умереть-то спокойно не могу, не повидавшись еще раз с тобой! По милости твоего покойного папеньки — дай бог ему царство небесное, — я большой нужды не вижу: он, как продал Опухтино, оставил мне домик, да и землицы прирезал немного; слава тебе господи, могу принять тебя, мое сокровище, да накормить не одним хлебом. Матренушка сердится, что я тебе пишу об этом; говорит, что ты осмеешь меня, — ну, да я ей не верю, я пишу тебе от чистого сердца; ты согласишься на мою просьбу или нет, как тебе угодно, — а за что же смеяться над бедной бабушкой? Ведь я это из любви к тебе предлагаю, я уж люблю тебя так, что и не высказать. Прощай, моя родная, не убивайся ты больно, мое сокровище, пожалей свою молодость, еще, даст бог, много радостей у тебя впереди.
Анна не могла удержаться от слез при чтении этого письма. «Добрая, преданная душа, как она умеет любить!»
Девушка поднесла письмо к губам и нежно поцеловала его.
«Я буду смеяться над ней! За кого же принимает она меня? Она думает, что я все та же пустая, тщеславная девчонка, какой она видела меня в последний раз!
Нет, моя дорогая, теперь уж я не та, теперь ты была бы довольна мной!»
Она снова перечитала письмо. Для нее было наслаждением повторять себе все эти слова искренней, нежной любви, слова, которых она так долго не слышала, в которых она так сильно нуждалась. При втором чтении она обратила больше прежнего внимания на приглашение старушки. Ехать в гостеприимный серенький домик, видеть подле себя ласковое лицо бабушки, быть окруженной простыми, искренними людьми — да разве это не счастье, особенно сравнительно с тем, что ей предстояло с жизнью компаньонки больной, надменной старухи!
— Конечно, я поеду к ней! — почти вслух вскричала девушка, и на сердце ее вдруг стало как-то весело и светло.
Как только семейство Миртовых собралось к утреннему чаю, она объявила о своем намерении.
— Что за глупая идея! — вскричал Иван Ильич.
— Да отчего же глупая, дядя?
— Еще бы не глупая, — отвечала за мужа Татьяна Алексеевна. — В твои годы забиться в глушь, в деревню! Еще когда у твоего отца было там имение, а то теперь! Я думаю, твоя бабушка живет совсем по-мужицки!
— Неужели же вы думаете, тетя, что лучше взять место компаньонки?
— Надеюсь! По крайней мере ты будешь видеть порядочных людей, ты не одичаешь!
— Ну, по правде сказать, моя бабушка в сто раз порядочнее той старухи, у которой я была вчера.
— О вкусах не спорят! Мы тебя, конечно, не станем удерживать, но только, прежде чем решаться на такой шаг, обдумай его хорошенько!
Анна обдумывала три дня, а на четвертый принесла дяде свои часы с цепочкой и убедительно просила его продать их, чтобы доставить ей денег на дорогу.
Иван Ильич опять повторил, что она затеяла глупость, но, видя ее твердую решимость, не стал долго спорить, как обыкновенно не спорил ни с кем из окружающих.
— Что же, ты думаешь надолго там остаться? — спросил он.
— Не знаю, дядя, как поживется. Во всяком случае я буду там заниматься и постараюсь выучиться чему-нибудь, чтобы, возвратившись сюда, найти себе место получше места компаньонки.
— Да, я понимаю, что тебе тяжело жить в чужих людях, — вздохнул Иван Ильич, — по-моему, тебе бы у нас остаться, да жена находит это неудобным. Ну конечно, бабушка все же своя, может, и не худо у нее будет! Только вот что: часы свои ты мне, пожалуйста, не суй, денег на дорогу я тебе дам и без того.
Читать дальше