Александр Исбах - Золотые кувшинки

Этот черноглазый юноша был героем. Слёзы катились по моим щекам.

«Какая жестокая жизнь!» - думал я.

Мне хотелось быть таким, как он.

- Мальчик, - опять заговорил он, - когда я умру, можешь взять в моём мешке ручку из гильз. Я сам делал. На память… Возьми её себе.

Я выбежал из палаты, безудержно плача… На другой день мы снесли труп героя в мертвецкую. Я поцеловал его в высокий лоб. Я не знал даже его имени. Но память о нём и ручку из медных гильз я храню до сих пор.

Иногда по вечерам я ходил далеко за реку, к Нине Гольдиной. Ни одного слова о любви ещё не было сказано между нами. Обо всём говорилось намёками. Но мы знали, что любим друг друга.

Нина жила почти на окраине города с младшей сестрёнкой и старым отцом-музыкантом. Я приходил, снимал свою бекешу со звездой и рассказывал городские новости. Я приносил с собой запах йодоформа, но к нему привыкли в этом доме. Нина в углу стучала на швейной машине. Сестрёнка раскладывала кубики. Отец решал какую-то шахматную задачу из старой «Нивы». Морозные узоры украшали окна. Я выходил в сенцы, колол дрова, разжигал печку, чувствуя благодарный взгляд Нины.

Потом я играл со стариком в шахматы. Играл я плохо, не знал никаких гамбитов, и он неизменно бил меня.

Иногда старик вынимал свою скрипку и играл. Нина переставала стучать на машине. Я садился рядом с ней, брал её маленькую холодную руку. Отец Нины играл печальные мотивы. Я вспоминал больных, раненых, умирающих… Мне становилось очень грустно.

- Брамс, - тихо говорил отец, отрываясь от скрипки. - Брамс, - повторял он многозначительно и качал старой, седой головой.

Но мне ничего не говорило это имя.

Потом я шагал через весь ночной город. На мосту дул пронзительный ледяной ветер. С берега открывался вид на наш госпиталь, и прямо на взгорье чернел мрачный сарай мертвецкой.

Нина Гольдина уехала в Петроград на высшие курсы. Я проводил её на вокзал, усадил в теплушку. Боялся, что она заметит, как мне тяжело, погладил по белой пушистой заячьей шапке и ушёл. Надо было спешить на работу.

В эти дни Красная Армия разбила белые отряды, подступавшие к нашему городу. На центральной площади состоялся парад.

Проходили красноармейцы - чёрные, усталые, в рваных шинелях, в потемневших от пороха и грязи бекешах, в худых сапогах, рыжих обмотках. Но глаза у всех были радостные. Бородатый командир на коне поздравлял бойцов с победой, а бойцы кричали «ура». И я тоже кричал вместе со всеми. Легкораненые бойцы из нашего госпиталя тоже пришли на площадь. Я стоял рядом с ними в своей бекеше со звездой и шлеме с гигантским шишаком.

Наконец мы закончили пристройку к госпиталю/ В один счастливый день меня послали по делам строительства в командировку в Петроград.

Впервые в жизни я ехал в большой город. Я увижу исторические улицы, встречусь с Ниной… Я чувствовал себя счастливейшим из людей. Мне было пятнадцать лет, и большая жизнь раскрывалась передо мной.

Волнение охватило меня, когда утром, подъезжая к Петрограду, я увидел высокие трубы заводов, облака дыма над великим городом.

Величественная панорама Невского проспекта… Сколько раз вставал этот проспект в моём воображении, когда я читал Пушкина, Гоголя, Достоевского!

Монументальная, тяжёлая туша Александра III возвышалась на привокзальной площади.

На пьедестале были высечены хлёсткие слова Демьяна Бедного:

Редкие машины катились по торцам Невского проспекта. Порой, посверкивая голубыми искрами и переваливаясь с боку на бок, проходил трамвай.

Пешеходы куда-то спешили, не глядя по сторонам, угрюмо подняв воротники пальто и шинелей.

Осенний дождь пронизывал насквозь. Длинные очереди стояли у магазинов. На спинах людей расплывались крупные белые цифры: 137, 138… 201…

Сумрачно и сурово встретил меня Петроград. Никому не было никакого дела до Александра Штейна, десятника военно-строительных работ, пятнадцати лет от роду, при ехавшего с особо важными поручениями от западного фронтового строительства.

Я шагал по Невскому проспекту в своей бекеше с красной звездой, в шлеме с огромным шишаком, чувствуя себя очень одиноким.

Но город постепенно покорил меня.

Я восхищённо рассматривал огромных коней на Аничковом мосту. У Казанского собора. великие полководцы Отечественной войны бесстрастно глядели на меня своими бронзовыми глазами. И я вспомнил наши детские игры: как я был Наполеоном Бонапартом, а Ваня Фильков - Кутузовым… Как недавно и как давно мы были детьми!