Александр Исбах - Золотые кувшинки

Он смеётся надо мной, грузчик Меерзон, он опять смеётся надо мной!

Это взорвало меня.

- Гражданин Кахан, - сказал я со всей суровостью своих четырнадцати лет, - мы разрушим эту микву. В новой бане не может быть никакой миквы…

Он, кажется, сначала даже не понял моих слов. Потом поднял руки к небу и крикнул:

- Властитель мира! Прости этому мальчику нечестивые его слова! Он не ведает, что говорит.

Он простёр ко мне сухую, сморщенную руку с толстой суковатой палкой.

- Подумай, Сендер Штейн, что собираешься ты сделать! Десятки лет стояла здесь священная миква, и ты хочешь разрушить её! Ты идёшь против религии отцов своих…

Меня начинал раздражать этот старик. Обаяние святости исчезло. Надрывный крик его казался мне фальшивым.

- Прошу вас, гражданин Кахан, не мешайте нам работать, - сказал я решительно.

Старый раввин на мгновение замер. Потом сильно ударил палкой об пол. Голубые его глаза потемнели от гнева.

- Если миква будет разрушена, я прокляну тебя в синагоге перед всеми евреями!

Он стремительно повернулся, и палка его застучала по цементному полу. Длинные полы его сюртука запачкались известью.

А мне совсем не было страшно. Мне стало даже весело.

- Знаете, товарищ Штейн, - сказал мне с уважением грузчик Меерзон, - вы очень интересно разговаривали с ним. - Меерзон обнажил свои жёлтые зубы. - Он теперь пожалуется на вас богу.

Рабочие окружили меня. Они слышали мой разговор с наместником бога.

- Ломайте! - крикнул я во весь голос так, чтобы услышал ещё не успевший далеко уйти раввин. - Ломайте микву!

Схватив лом, я первый ударил по старому, грязному священному бассейну.

Артист Владислав Закстельский, белокурый красавец с выправкой гвардейского офицера, появился в нашем городе в февральские дни 1917 года.

Дебютируя в роли Отелло, он завоевал весь город и затмил нашего старого любимца Алексея Кудрина. К игре Кудрина мы уже привыкли. Он был слишком прост, немного старомоден и не любил эффектных романтических ролей. Не хватало ему настоящего сценического блеска, присущего Закстельскому.

Играл, однако, новый премьер редко. Большую часть своего времени Закстельский уделял политике. Числился он в партии социалистов-революционеров, и наши эсеры пользовались им как приманкой для публики.

Могучий голос Закстельского великолепно звучал на митингах, и трудно было иногда различить, где Закстельский говорит свои слова, а где читает монолог из какой-либо классической мелодрамы.

После Октября Закстельский сразу признал советскую власть и часто разъезжал по сёлам и красноармейским частям, выступая со специальным репертуаром. А разъезжать по уездам прифронтовой губернии было далеко не безопасно.

Октябрьская революция прошла в нашем городе почти бескровно.

Адвокат Шемшелевич, комиссар Временного правительства, устранился без сопротивления. Органы советской власти в городе возглавил отец Вани - Василий Андреевич Фильков, учитель истории, председатель комитета большевиков.

Однако борьба ещё далеко не закончилась. Бывший губернский начальник милиции эсер Никитин-Черкасский организовал в уезде банду. Никитинцы сжигали деревни, убивали коммунистов, грабили крестьян, жестоко расправлялись с захваченными в плен красноармейцами.

Несомненно, у никитинцев имелись связи и в городе. Все попытки настигнуть банду и уничтожить её терпели неудачу.

В девятнадцатом году мы с Ваней Фильковым особенно увлекались театром. Режисаером городского театра Пыл Андрей Андреевич Барков. Он принадлежал к режиссёрам-новаторам, пропагандировал левые театральные идеи и даже сделал однажды публичный доклад об уничтожении рампы.

Нам всё эго казалось заманчивым и прекрасным. Мы сочувствовали Баркову, а он давал нам бесплатные контрамарки.

Театр ставил Островского и Шиллера. Мы по десятку раз смотрели «Коварство и любовь», влюблённые по уши в актрису Валерию Феликсовну Драгину. Но она, прекрасная и далёкая, даже не замечала нас, известных, как нам казалось, всему городу вождей совета ученических депутатов.

В поисках революционных пьес Андрей Андреевич Барков наткнулся на пьесу Ромена Роллана «Дантон». Он перечитал её несколько раз. Это была находка.

Роль Дантона в пьесе Ромена Роллана, конечно, поручили премьеру труппы Владиславу Закстельскому.

Роль пришлась ему по вкусу. Здесь было чем блеснуть.

Барков при постановке решил обойтись без рампы. Обвинитель, защитник Дантона и присяжные заседатели в сцене суда должны быть избраны самими зрителями.