Пётр Гаврилов - Егорка

Волна отвернула его от «Маршала» и показала, что творится по ту сторону моря. Там тоже шли и стреляли корабли. Зелёные огни залпов то и дело вспыхивали над их серыми бортами.

Но медвежонок и тут ничего не успел рассмотреть как следует — водоворот опять повернул его в другую сторону.

Мимо прошли линкоры. И их башни били залпами, их флаги победно развевались…

Скоро всё это куда-то умчалось, и медвежонок ничего уж, кроме волн, не видел. Лишь где-то рокотали залпы, напоминая о том, что решительный бой продолжается.

Впрочем, медвежонку казалось, что это за лесом начинается гроза и сердито погромыхивает гром.

Вдруг над ним навис ровный и могучий рокот. По небу мчались гудящие стрекозы. Гидроавиация Большого флота спешила на помощь кораблям.

Самолёты умчались ещё быстрее, чем корабли, и медвежонок остался один среди моря.

Волны качали да качали его на зелёных своих спинах. Подгребая под себя лапами, он плыл не поймёшь каким стилем, а то и совсем переставал грести и держался неподвижно.

Думал ли он о линкоре, о добром коке и ласковом Рубине? А может быть, вспоминал он боцмана или Соломакина, вкусный компот, медовые конфеты и яблоки и всё то хорошее, что вдруг пропало где-то там, позади противных и солёных волн…

Эскадренные миноносцы держались в стороне от выстрелов. Красивые и быстроходные, они нетерпеливо ждали приказа командующего ринуться в минную атаку.

На всех миноносцах крышки минных аппаратов были открыты; стальные, тупорылые, густо смазанные маслом чудовищные торпеды зловеще выглядывали из минных аппаратов.

Торпедисты с наушниками на головах замерли у приборов. Одно движение руки — и торпеды с шипением вылетят из аппаратов. Они грузно врежутся в море и, скрывшись под водой, помчатся на врага с такой скоростью, с какой не ходит ни один курьерский поезд в мире.

Торпеды сами были похожи на корабли, разве только что без людей. Из минных аппаратов их выталкивал сжатый воздух. Дальше торпеды шли сами, работая своими механизмами, винтами и рулями.

Много они несли в себе сильного взрывчатого вещества. Когда торпеды попадали в подводную часть корабля и взрывались, то пробоина получалась такой величины, что в неё свободно мог проехать трамвай.

И это только от одной торпеды, а на каждом миноносце было по нескольку торпедных аппаратов, и он бил сразу многими торпедами.

Тут уж никакой линкор не спасётся…

Одно спасение остаётся у него — не подпустить миноносцев близко, расстрелять их меткими залпами. Для этого у линкора есть специальная артиллерия…

Густо и раскатисто гремели залпы над морем.

Солнце почти совсем скрылось за горизонтом. Скоро ночь, как фокусник, накроет море бархатным своим плащом.

Этого и ждали миноносцы. Конечно, и ночью могли их осветить прожекторами, заметить и открыть по ним огонь. Но пока заметят, пока откроют…

Плохо лишь было одно: волнение на море всё усиливалось и усиливалось. Лёгкие миноносцы то качались с борта на борт, как ваньки-встаньки, то глубоко зарывались носом в белой пене бушующего моря.

Сильная волна могла сбить торпеду с пути, и тогда она проскочит мимо цели.

Но на то и море, чтоб его не бояться. На то и наши моряки, чтоб никогда не промахиваться по врагу. На то и советские торпеды, чтобы попадать в цель в любую погоду.

Миноносцы самым малым ходом шли друг за другом.

Вдруг на мачте «Гневного», идущего концевым, взвился сигнал:

«Человек за бортом.!»

«Гневный» застопорил машины, остановился как вкопанный и занялся спасением утопающего.

Впрочем, корабельный кок Наливайко и не собирался тонуть. Он, как и все моряки, плавал не хуже дельфина. Он сам мог спасти кого угодно.

Минуту назад он вынес из камбуза ведро с очистками, выплеснул его за борт и залюбовался морем.

В наступающем сумраке штормовой ночи громадные валы гуляли по морю, как великаны, развевая седые бороды пены.

Вода фосфорилась и играла серебром.

Казалось, в ночное море ворвались серебряные рыбки и теперь резвятся на просторе в черно-бархатных волнах.

Это было так красиво, что Наливайко подумал:

«А может, и вправду это волшебные рыбки играют? Вот бы поймать одну!»