Кристине Нёстлингер - Дуйбол-привет!

— Думаю, этого хотят наши папочки! — прошептал Ханси и стремительно юркнул вниз, дернув за собой Титу, так как господин Низбергер внезапно посмотрел в окно.

— Но, Ханси, — сказала Тита, садясь на ледяную жесткую землю, — а им-то зачем это нужно?

— Надо пошевелить извилинами! — буркнул Ханси. Он принялся шевелить извилинами и так скрести в затылке, будто там гнездились полчища вшей. Он даже постанывал от напряженного мыслительного процесса. Тита следила за ним с восхищением. Сама она так здорово шевелить извилинами не умела. (К тому же дико промерзла, сидя на голой земле.)

Минут через десять усиленной мозговой деятельности Ханси вздохнул и сказал:

— Извини, Тита, но и я не могу понять, за каким чертом нашим предкам сдалось, чтобы деревенские превратились в американцев.

Ханси и Тита проползли на четвереньках под окнами обратно и вприпрыжку понеслись к сараю. Оба уже окоченели. В сарае было тепло — ведь это был не обычный сарай, а оборудованный под мастерскую. Господин Низбергер провел сюда центральное отопление.

Пеперл по-прежнему сидел на верстаке и ныл. В нытье Пеперл проявлял недюжинное упорство.

— Ладно, Пеперл, давай кончай! — цыкнула на него Тита. Маленьких плаксивых детей она не выносила.

— А этого я не хочу, не хочу—и все! — тянул Пеперл.

— Чего этого? — спросил Ханси.

Пеперл мощно шмыгнул носом, перебив плач, и сказал:

— Не хочу папу называть дядей Густавом! А они велят!

— Как называть велят? — Тита опять ничегошеньки не понимала.

— Говорят, дядей Густавом зови, а он — Франц! — возмущенно выкрикнул Пеперл.

— Пеперл спятил! — рассмеялась Тита.

— Пеперл не спятил! — сказал Ханси. Он снова поскреб в затылке и спросил — А у американцев есть какое-то сходство с австралийцами и с новозеландцами?

— Никакого сходства у них нет, просто они такие же, тютелька в тютельку! — ответила Тита. Вдруг она уставилась на Ханси, пробормотала глухо и потрясенно: — Теперь я, кажется, все просекла!

Сидя в сарае, Тита и Ханси в щелочку двери наблюдали, как их отцы вышли из старинного деревенского дома, как Харчмайер пожал Низбергеру руку и зашагал по дороге в долину и как Низбергер свистнул двумя пальцами. Своим свистом он вызывал господина Верхенбергера из другого старинного деревенского дома.

Затем Низбергер поспешил к своей машине, а Верхенбергер — к своей. Затем они укрепили на капотах небольшие белые флажки. На флажках были вышиты кенгуру. Затем Низбергер свистнул еще раз, и тогда двери старинного деревенского дома снова раскрылись и выпустили наружу шесть почти вылитых новозеландцев. Трое мужчин и три женщины — все из себя расфуфыренные, все из себя заграничные, все в крупных зеркальных темных очках.

— Женская команда, ко мне! — позвал господин Верхенбергер.

— Мужская команда, ко мне! — позвал господин Низбергер. Три женщины под цветочными шляпами плотнее запахнулись в меха и засеменили на шпильках к ближнему авто.

Трое мужчин в козырчатых кепочках застегнули на все пуговицы клетчатые, лохматые куртки и двинулись к другому авто.

Трое господ и три дамы расселись по машинам. Низбергер и Верхенбергер уже включали зажигание, когда из дома вылетела госпожа Низбергер и прокричала истошным голосом:

— А дула и пены кто брать будет! И без багажа нельзя! Господа Низбергер и Верхенбергер как ошпаренные выскочили из автомобилей и кинулись в дом Вернулись они с дулами и пенами, а госпожа Низбергер тащила следом чемоданы, саквояжи и самолетные сумочки.

— Во дают! — выдохнула Тита. — И чемодан мой прихватили! И спортивную сумку!

Наконец, чемоданы и саквояжи были рассованы по багажникам. Дула и пены взяли на руки полунатуральные новозеландцы.

— Всего доброго, ни пуха ни пера! — крикнула госпожа Низбергер. Машины тронулись, но не в сторону деревни, а дорогой, ведущей к Нижнему Дуйбергу.

— Куда это они? — удивилась Тита.

— Они сейчас к Нижнему Дуйбергу прокатятся, оттуда вниз к шоссе идет через лес дорога, — уверенно сказал Ханси, — этим путем они и поедут, помяни мое слово!

— С какой же стати им такой крюк делать!

— Эти новозеландцы — они ж не могут со стороны Нижнего Дуйберга объявиться, — пояснил Ханси. — Это бы сразу в глаза бросилось!

Тита поджала губы.

— Как тебе все это нравится? — спросила она.

— Никак мне это не нравится, — твердо сказал Ханси. — Жульничество это!

— Жуликов надо выводить на чистую воду! — воскликнула Тита. (Отец ей это часто говорил.)