Александр Аронов - Цирк приехал!

Каждый уважающий себя мальчишка — чистильщик сапог должен иметь скамеечку, деревянный ящик, несколько банок с разноцветным кремом, четыре щетки и пару бархоток. В крайнем случае можно обойтись двумя щетками. Без скамеечки. Даже без бархоток. Глянец на штиблеты наведешь и длинными рукавами поношенного отцовского пиджака. А вот усесться на улице без щеток и ящика просто смешно. Разве обратят внимание на чистильщика, даже если он будет петь задорную песенку:

Ведь в конце песни нужно обязательно выбить щетками на ящике замысловатое и дробное: «Тра-ра-ра-ра-рам-пам-трам-пам-па!» — иначе какой же ты чистильщик!

А Борька Ваткин уселся напротив городского сада, под облупившейся вывеской старой китайской прачечной, имея только одну щетку и банку гуталина. Да и то черного! В то время как у большинства прохожих ботинки коричневые, или белые парусиновые, или цветные сандалии — тепло на улице!

Борьке пришлось устроиться на ступеньках прачечной, потому что у ворот сада все места были заняты: там уже сидели в ряд несколько мальчишек. Им было тоже лет по тринадцать. И, хотя чистильщики были такие же грязные и обтрепанные, как и он сам, их осанка и поведение говорили о солидности, большом опыте и полной независимости. А Борька робел: он в первый раз вышел на улицу чистить ботинки.

Вчера мачеха сказала ему: «Вырос. Нечего лодыря гонять. Зарабатывай сам!» Борька не против того, чтобы зарабатывать, хотя в этом особенной нужды нет: новый муж мачехи Сергей Михайлович работает церковным старостой: торгует свечами и просфорами, ведает кассой.

У Сергея Михайловича деньги есть. Борька знает. Как-то он вошел в комнату, а Сергей Михайлович стоит на коленках у печки-голландки. Заметил Борьку и говорит: «Пуговицу обронил…» А сам так зло, подозрительно глянул на него. И Борька стал помогать искать пуговицу. Ползали оба на коленках по полу, ползали, искали-искали, да так и не нашли… «Ну, бог с ней, — сказал Сергей Михайлович, — закатилась куда-то».

Это показалось Борьке подозрительным, и однажды, когда никого дома не было, он начал исследовать голландку и свободно вынул два нижних кирпича. Борька сунул в дырку руку и вытащил жестяную коробку «Конфекты ландрин». Раскрыл коробку, а в ней лежат какие-то колбаски, переложенные старой ватой. Колбаски завернуты в бумагу, аккуратно обмотаны витками.

Борька развязал нитку, развернул бумажку, а в ней монеты. С портретом царя. С двуглавым орлом. По пять и по десять рублей чистого золота. Так и написано на монетах: «Чистого золота». Борька скорее упаковал колбаску, сунул коробку на место, заложил кирпичами. И с тех пор боялся вообще смотреть на печку.

Сидит Борька на солнышке, греется. Жалко только, что никто не подходит к нему. Зато у мальчишек работы завались.

Раздалась песня:

Из-за угла появился отряд красноармейцев с винтовками. Высокий голос у запевалы. А отряд запевале отвечает. До того дружно, что хочется подхватить:

Кажется, бросил бы щетку с банкой да побежал за отрядом!

Красноармейцы скрылись.

«На учение…» — подумал Борька.

Промчался мимо лихач в коляске на дутых шинах. В ней два нэпмана. Толстые, тоже надутые. И лихач надутый. В цилиндре и поддевке. А волосатый до чего! Глаз не видать. Как поп.

— Но, милая! — визгливым бабьим голосом завопил извозчик, привстал на козлах да как стукнет кнутом между ушами сытую лошадку!

Ну и понеслась пролетка! А сзади-то, сзади! Мальчишка-беспризорник прицепился между рессорами. Худой как щепка, смуглый. Из татар, что ли?