Александр Аронов - Цирк приехал!

Вот и Борькин двор.

Борька пересек его, легко вбежал на второй этаж по крутой скрипучей лестнице. Толкнув входную дверь, он запер её и, миновав прихожую, остановился у двери в комнату. Перекрестился и заглянул внутрь.

Мачеха мыла пол. Увидев Борьку, она плюхнула тряпку в ведро и всплеснула руками. Её красивое лицо вытянулось.

— Ах, заморыш, ах, шпана! — заголосила мачеха и, не вытирая мокрых рук, пребольно вцепилась в Борькино ухо. — Где ты был, циркач проклятый? Я тебе где велела сесть? У «Централя»? Я туда два раза бегала! Где шатался? Небось у горсада околачивался? Цирк свой поджидал? Я тебе покажу цирк!

Не желая ничего слушать, она выхватила банку из Борькиных рук и раскрыла её.

— Гуталин початый. Где деньги?

— Не было работы… Сам себе ботинки почистил…

— Врешь! Украл! Украл! Пряниками обожрался, ворюга!

Схватив Борьку за шиворот, она начала тыкать щеткой куда попало. На его лице и теле один за другим отпечатывались черные следы от гуталина «Эллипс». Борька выскользнул из рубашки и нырнул под кровать.

Схватив со стены зонтик, мачеха нагнулась и стала тыкать им в угол, куда забился Борька. Борька поймал конец зонта.

— Пусти, хулиган, пусти! — вскрикнула мачеха.

Борька не выпускал зонта. Наоборот, вцепился в него ещё крепче.

Мачеха потянула зонт к себе, Борька — к себе. Мачеха — к себе, Борька — к себе. Мачеха чуть не вытащила Борьку, но он успел зацепиться ногой за комод. Закачалась глиняная кошка-копилка, зазвенели стопочки, наклонилась зеленая вазочка с бумажными розочками, забегали по блюдечку стеклянные разноцветные яички, а портретик Сергея Михайловича в рамочке из ракушек, так тот совсем упал.

— Змееныш! Ирод! — крикнула мачеха и резко дернула зонт кверху.

Тр-р-р-а-а-а-х-х!

Зонт сломался. Пополам. Мачеха залилась слезами. Тяжело дыша и всхлипывая, она подошла к комоду, прислонила портретик к шкатулочке и уселась передохнуть на табуретку.

— Ну подожди, негодяй! Сейчас Сергей Михалыч из церкви придет. Он тебе покажет, рыжая тварь, он тебе даст! — шипела мачеха.

Борьку трясло от ярости: «За что? Что я сделал? В чем виноват? Каплю гуталина пожалела…» Слезы обиды душили его.

Мачеха продолжала причитать:

— Если бы отец был жив, он бы убил тебя, вступился за меня, несчастную!

Борька скрипнул зубами. Неправда! Отец не убил бы. Наоборот — в обиду бы не дал!

— Молчишь? Вор! Ворюга! Зря за тебя на пасху вступились… Жулик! Выручку украл!

В соседней комнате громко заплакал Коленька. Мачеха ушла.

Борька лежал съежившись под кроватью, размазывая кулаками по лицу грязь, глотая слезы, и снова вспомнил про церковь. Как хорошо там было! Как нарядно, празднично! Сколько света, золота вокруг! Никто не ругался, не бил… А если, кто и толкал, так ведь не нарочно! Люди вокруг все добрые… Ну где же могло быть лучше, чем в церкви? Только в цирке или в раю.

Вот бы в рай попасть! Там одних яблок видимо-невидимо! Ешь до отвала — никто не заругает! И с отцом Борька встретился бы на небесах. Где же ещё отцу быть? Только в раю: свое на земле отмаялся, зато на небесах будет иметь счастливую жизнь. Так сказано в писании…

Там, в раю, Борьку вором не обозвали бы ни за что ни про что! Попробовал бы кто-нибудь из ангелов или архангелов обидеть его — отец такой бы скандал устроил на небесах. Всех поразогнал бы шпандырем! Дошел бы до самого батюшки Христа. А Спаситель, ясное дело, успокоил бы Борьку, может, даже пригласил бы к себе на стаканчик чайку:

«Вам, Борька, с каким вареньем? С малиновым или с вишневым?»

«Спасибо, боженька, я больше вприкуску уважаю. Почему вы, боженька, чай пьете не с блюдца? С блюдца лучше!»

«Могу и с блюдца — мне все равно. А вы, Борька, угощайтесь».

Вот как бы бог поступил.

Интересно, что сейчас отец в раю делает? Не иначе, как сапожничает. Может, самому богу сапоги латает… Нет, богу вряд ли: он, как обувь прохудится, сразу выбрасывает её. А вот святым чинит. Святые — они попроще!

Жалко, что любимый отцовский молоток валяется без дела под комодом. Отец говорил, что ни у одного сапожника в мире нет такого молотка… А что, если попросить святого Симеона, чтобы отправил отцу молоток в рай. Столпник ведь чудотворец! Нет, вряд ли что получится… Некогда Симеону заниматься такими делами.

Раздался стук. Так стучал только Сергей Михайлович.

— Сейчас тебе будет! — заглянула в комнату мачеха и бросилась открывать дверь.

— Господи! — прошептал Борька и перекрестился. — Что делать? Убьют ведь!