Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

– Билли пока не подходил к воротам, – кричит Асебен, когда я бегу к ним навстречу. – Но вряд ли он ушел далеко. Я напишу маме, что помогаю тебе искать брата и что скоро вернусь домой.

Она набирает эсэмэску.

– Я тоже помогу, – говорит Кастет. – Билли обязательно появится. Он где-то рядом.

Но что бы они ни говорили, ужасное сосущее чувство в моем желудке никуда не пропадает. Билли сказал мне «пока» сегодня утром, а я не ответил. Может, это что-то значило? Тогда я об этом не подумал.

Словно в бреду, я говорю:

– Может, он уже ушел домой. Может, я упустил его, и он решил, что пойдет домой один.

Именно домой мы и направляемся первым делом.

Я распахиваю входную дверь; Асебен с Кастетом следуют за мной. Я выкрикиваю имя Билли, но его, видимо, здесь нет, ведь если бы он был здесь, то прибежал бы на зов. Он всегда приходит, когда я его зову. В нашей комнате весь пол усыпан бумажными журавликами; они похожи на крошки хлеба из сказки про Гензеля и Гретель. Я осторожно собираю их и складываю в конверт к остальным. Я знаю, что вряд ли успел сделать целую тысячу, мне еще для этого трудиться и трудиться. Однако мне хочется, чтобы сейчас журавлики были со мной. Может, их волшебство поможет мне исполнить самое заветное желание – вернуть Билли?

Билли обязательно вернется , говорю я себе.

Асебен останавливается, оглядывается и говорит, что у нас очень милая гостиная, а лилии просто очаровательны. Я обвожу комнату свежим взглядом. Может, она и правда не так плоха? Потом открываю дверь и иду по коридору обратно.

На сей раз детективное агентство «ШПИОН» (с двумя новыми почетными членами) принимается за самую важную миссию в истории – найти Билли Рэмзи. Права на ошибку у нас нет. Сначала я думаю, что он, наверно, пошел к нашему старому дому на Ханидаун-Хиллз.

– Это там вы раньше жили? – спрашивает Асебен.

Я киваю. Билли, видимо, решил отнести туда Брайана взглянуть на старый дом.

– Брайан – это его друг? Может, позвоним ему и спросим? – предлагает Асебен.

Я захлопываю дверь в квартиру и бегу по ступенькам вниз.

– Брайан предпочитает традиционную, медленную почтовую связь.

Пока мы не ушли на автобусную остановку, я хочу поговорить с Кошкой. Когда мы разговаривали в прошлый раз, она высказала уйму правильных мыслей о мире, и мне с ней было так спокойно. Она словно набросила одеяло на огонь, бушевавший у меня внутри. А еще она, похоже, знает верные ответы на все вопросы, прямо как мама. Может, она видела Билли и я зря переживаю? Но дверь в «Стрижки и ежики» заперта; к окну приклеена записка: Вернусь через 5 минут. Но этих пяти минут у меня как раз и нет.

Наконец подходит автобус. Мы запрыгиваем внутрь и спешим в заднюю часть салона. Я кладу на сиденье конверт с журавликами и рассказываю Асебен с Кастетом, как грустил Билли, уезжая из старого дома. Как он расстроился из-за того, что папина подружка не поехала с нами. Я говорю, что в последнее время все в нашей жизни было очень запутанно.

– Мне кажется, Билли хотел, чтобы все стало как раньше. – Я смотрю на Асебен. – Он хотел, чтобы мы стали прежними. Но иногда все меняется, хотим мы того или нет. Даже если мечтаешь положить настоящий момент в банку и крепко закрутить крышку.

– Это невозможно, – шепчет Асебен.

– Но Билли все равно хочет, чтобы мы вернулись в прошлое, – отвечаю я, глядя в окно автобуса. – Ему всего семь. Он многого не понимает.

– Если бы автобус ехал назад, – размышляет Кастет, – то мы бы просто оказались там, откуда пришли. Так себе поездочка. Каждый раз возвращаться в исходную точку. По-моему, веселее приезжать в новые места.

– А если бы у тебя была машина времени? Вы бы вернулись в прошлое? – Я смотрю на своих новых друзей.

– Я – да, – отвечает Асебен. – Я хочу изменить историю. Хочу, чтобы моя сестра была жива… – И она замолкает. – Я ведь не рассказывала, что случилось?

Все слова лопаются вокруг меня, как пузырьки в газировке.

– Мы с сестрой двойняшки. Мама выбрала нам имена. Меня назвали Асебен, а сестру – Марипозой. Это бабочка по-испански. У моей мамы испанские корни. Но только я родилась здоровой, а Марипоза – нет. Она была совсем крошечной, и у нее было больное сердце. Она прожила всего несколько дней. Мама никогда о ней не рассказывала. А потом однажды на меня села бабочка, как я и говорила. Это была Марипоза. Я стала читать про бабочек и рисовать их везде, но не говорила маме почему. Не хотела ее расстраивать. – Асебен пожимает плечами. – Я начала делать браслеты, потому что мне хотелось, чтобы в жизни происходило что-нибудь хорошее. Потому что самое плохое, что могло случиться, уже случилось.