Ольга Зайцева - Три шага из детства

После каждого удара из машины высовывалась лохматая голова парня-водителя и такая же лохматая любопытствующая голова пса. Пес сопровождал сложные манипуляции автомобиля радостным лаем и пламенным «поцелуем» в нос водителя. И хотя они производили кошмарно много шума, на них никто не орал. Может, потому, что они были такими веселыми и беззаботными.

Долго разглядывать их было неудобно, и я проскользнула мимо, жгуче завидуя, что все это происходит не со мной.

Я вспомнила нашего молодого учителя русского языка и литературы Олега Петровича. Он обожал устраивать классу диктанты и при этом всегда ходил от двери к окну.

У окна он на несколько секунд застывал и тянул долгое «э-э-э!», потому что в это время любовался на свой новый красный автомобиль «фиат», аккуратно припаркованный на чахлом газоне, у черного входа в столовую. Все напряженно ждали той минуты, когда он на повороте уставится в окно и затянет свое «э-э-э!», чтобы сразу начать списывать друг у друга.

Но однажды осенью, в середине урока, в очередной раз выглянув в окно, Олег Петрович вдруг замер и, продиктовав нам: «Черт! Черт!», ринулся из класса с громким воем. Мы все повскакали с мест и прилипли к окнам: на газоне лениво перепархивали грязные целлофановые пакеты и виднелись лишь следы от колес.

А машину угнали какие-то хулиганы – это мы потом узнали. «Фиат» не нашли. Олег Петрович с горя уволился, а мы все равно иногда выглядывали в окно в надежде, что вдруг там появится его красная машина…

В универсаме я купила длинный французский батон, пару йогуртов, жидкий творог, пучок лука-порея, бледные помидоры и вонючий сыр с плесенью, который очень любит мама. Я представила, как она издали втягивает носом сырный запах и торопится домой!

Когда я подходила к дому, из подъезда, покачиваясь на высоких каблуках, вышла мадам Горгон, наряженная в широкое черное пончо. Ее короткие, крашенные в ядовитый «блондин» космы были туго схвачены красной лентой в хвостик на макушке, так что виднелись отросшие темные корни волос. Это придавало ее прическе вид атомного взрыва.

Я срочно вжалась в стену за водосточной трубой. Мадам хищно оглянулась по сторонам и, уверенно семеня кривыми ножками, пошла вниз по улице, помахивая продуктовой сумкой. Она мне очень напомнила ворону. Я захихикала и с облегчением помчалась домой.

Когда я открыла дверь, то сразу поняла, что в квартире кто-то есть: громко орал телевизор, который я не включала из-за исключительно скучных и непонятных передач.

В проеме двери нарисовался испуганный моим вторжением мальчишка лет десяти, почему-то одетый в мамин халат. Это меня ужасно возмутило! И мы синхронно заорали друг на друга, я – по-русски, он – по-французски. Так мы орали несколько минут, а я еще угрожающе на него надвигалась, размахивая длинным батоном.

А потом мы оба выдохлись, и мальчишка восхищенно зацокал языком, разглядывая продукты в моей сумке.

– Патрис! – ткнул он себя пальцем в грудь.

Я небрежно фыркнула:

– Саша! – и, отодвинув его с дороги, поволокла сумку на кухню.

Патрис потащился следом и сел на табуретку около мойки. Пока я выгружала продукты, он строил гримасы: чудовищно растягивал в стороны указательными пальцами рот, дергал себя за большие уши и всячески кривлялся.

И я решила, что передо мной законченный придурок.

Теперь я его разглядела: у него были серые глаза и прикольная стрижка типа «ирокез», но какая-то неухоженная – смахивала на луковую грядку, попавшую под ураган с градом.

Мы познакомились, немного поболтав на «птичьем» английском, и я выяснила, что это сын Гастона.

Потом я кое-как сварила суп: рис, картофелина, помидоры, лук-порей – не густо! Но Патрис в горячее овощное варево креативно добавил мелко порезанный сыр, творог и пряные травы из железной банки в буфете. Неожиданно получилось вкусно!

Мы ели прямо из кастрюли, макая в эту раскаленную кашу куски французского батона, и быстро все умяли. Подобное «свинство» (как сказала бы бабушка) мне очень даже понравилось! Правда, я рассердилась, что Патрис весь сыр, купленный специально для мамы, высыпал в кастрюлю.

Но он авторитетно заявил, что этот сыр, если сутки полежит на подоконнике (а в холодильнике он теряет вкус), начинает… ползать!

Ужас! Я только представила себе ползущий по подоконнику кусок сыра, и меня затошнило. Если бы я знала об этом раньше, я бы ни за что, никогда!..