Михаил Соловьев - Переход

Когда Петрович, подойдя, нагнулся и начал перебирать самородки, компаньоны в душе возмутились: права на золото не могли принадлежать только кому-нибудь одному – и тоже потянулись к куче.

Занятие оказалось на редкость увлекательным. Когда еще выпадет возможность подержать в руках такие крупные золотые слитки! Настоящий Форт-Нокс!

Спустя полчаса кладоискатели наигрались, успокоились и решили загрузить самородками прихваченные рюкзаки. Смекнули, что надо нести по двое, и двинулись в обратный путь.

– Интересно, почему груда самородков не возле камня? – нарушил молчание Петрович.

– Наверное, в азарте насобирали, пока выход искали, – предположила Анна Иосифовна.

– Ладно, дал бы нам Бог сбежать отсюда, а то скоро Юркины друзья подойдут. Воевать-то не будем с ними? – спросил егеря Петрович.

– У них, как сюда явятся, не будет других желаний, кроме как домой быстрей вернуться. Какая уж тут война? Выберемся, нет – неизвестно. По-моему, не до раздоров будет.

– Ну так что, может, обойдем котловину? – заговорил Ваня. – А я скалы осмотрю, вдруг проход найдется…

– Я не пойду… – вздохнул Петрович. – Спать буду. Если смогу, конечно, под этими взглядами. – И он зябко передернул плечами.

Похоже, путешественники привыкали к странной обстановке. Ощущение неловкости от чужого присутствия проявлялось теперь отдельными вспышками, но было по-прежнему неприятным и пронизывающим.

– А я пойду, – встал с земли Юрка.

– Одна под их взглядами не хочу оставаться… – заметила Анна Иосифовна, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Ну, как знаете, а я спать! – отрезал Петрович и полез в палатку, к которой они подошли за разговором.

Споры и жертвоприношение

Ночь понемногу приближалась. Через расстегнутый полог палатки виднелись первые звезды.

На душе у Мишки было почему-то спокойно – наверное, от принятого втайне решения.

«Будет, как будет, – решил парень. – Но на обряд я не пойду – пускай без меня шаманят!»

Звезды теперь не просто стучались в сереющий небосвод – они приказывали, торопили, издевались, насмешливо моргая издалека, – начинайте, мол, в преисподнюю пора…

– Когда колдовать-то пойдешь, дядь Вань? – хрипло спросил Мишка.

– Сейчас на лежку с Николаем уйдете – и тогда начну.

– Нерадостный вечер, – заметил парень. – Возьми меня с собой.

– Не дави, без тебя тошно. Если бы не Юрка, никуда бы и сам не пошел.

– А эти как же? Ну, конкуренты.

– А я им что, МЧС, или тянул туда кого? Мне они кто? Даже имен не знаем.

– Интересно, а как там Юрке в плену?

– Поубиваю, если что сделали с ним! – с надрывом выговорил дядька и достал из кармана пистолет. Осмотрел, сунул обратно и еще раз грозно добавил: – Поубиваю!

– Да ладно тебе, нормально все будет!

– Мишка, уходим, – неожиданно заговорил Николай. – Колдуй, Иван…

Николай и Мишка подхватили вещички и пошли в сторону упирающегося в далекий горизонт звездного купола.

Препятствий для обзора с плато не было, и Мишка неожиданно увидел себя и Николая глазами дядьки – две человеческие фигурки неторопливым шагом уходили к горизонту на фоне яркого звездного неба. Сказочно!

Иван пошарил в сидоре, вытащил початую фляжку и пошел к черной туше камня.

Птахин с егерем наконец добрались до места, и парень попытался разглядеть в бинокль, что там делает дядька. Николай готовил повязки.

– Завязывай глаза, – швырнул он Мишке кусок тряпки. – Хватит длины?

Рытый засыпал…

Ни мальчишки, ни взрослые не знали, что сейчас около рыбацкой избы Адыга молится за них у большого костра на перевернутом черном котле.

Успокоившийся Трифоныч мирно сопел в каюте после праведных трудов.

А вне долины конкуренты перетаскивали палатку, рассудив, что команда преследователей на переходе может свалиться им прямо на голову. Как закончили, принялись обдумывать, чем совершить обряд на жертвеннике в долине, хотя не особо надеялись на успех. Судьба Антонио Загиреса и прочих ясно указывала на возможный финал.

Сумерки в долине тоже сгустились. Наступала ночь.

Дядька Иван ждал, присев по-турецки на пороге палатки. Время текло тягучим киселем – не спешило.

Николай проследил за Мишкой, завязал глаза себе и обратился в слух, ожидая светопреставления.

Минут через сорок после дядькиных камланий Птахин ощутил вдруг странное изменение пространства. Сначала появилось жжение шаманкиных самородков на груди, потом в ушах раздался звон.