Михаил Соловьев - Переход

Необычный окрас валунов бросался в глаза, но, когда бежал вверх по речке, приглядываться времени не было. Иной раз мерещились какие-то рисунки, но, скорей всего, они были естественного происхождения. Хотя странно себя здесь Юрка чувствовал, очень странно.

Такое с ним впервые. Обычно он в лесу как у себя дома, а тут словно в гости пришел. Вот тебе и Рытый. Выходит, истории не на пустом месте родились.

Один-единственный раз он ощутил подобное, когда заблудился в лесу в тринадцать лет, будучи в гостях у родни из Малой Голоустной. За грибами решил сбегать, да так до сумерек и проходил. Когда стемнело, на сосну забрался и только с высоты огни домов увидал, а возвращаясь, забрел прямо на поселковое кладбище.

Там-то и стало жутко. Детские страшилки вспомнились: про мумию, черную руку, а еще про «отдай мое сердце».

Напугался, конечно, но бежать и безумно орать не стал – удержался. Помнил из тех же сказок, что лишь смелые выживают. Так с трясущимися поджилками и шел между могилками.

Со стороны глянуть – спокойно шагал, а если при свете дня кто Юркину физиономию увидел бы, так и сам бы помер – белый как мел, чистый покойник!

Дома румянец появился, только когда чаю с малиной попил.

Улыбнулся воспоминаниям и, повернувшись на бок, прикрыл глаза. К журчанию и вздохам реки он уже привык и новый звук наверняка не пропустит.

Спустя какое-то время усталость взяла свое, и Юрка стал дремать.

Чтобы окончательно не заснуть, он улегся хитро: перед провалом в сон рука падает с туловища – и он просыпается.

Хороший навык. Тело отдыхает, прикемариваешь, но тем не менее продолжаешь слушать окружающее пространство…

Зашумели вершины деревьев. Это ветерок-бродяга несется на свободу, к байкальским просторам.

И нет ему дела до гостя незваного – дальше, к выходу из долины, летит… А там еще идут трое, вверх шагают по речке. Устали, особенно один сильно замаялся, даром что большой.

А темнота поднимается. Вытесняет свет дневной – толкает наверх из ущелья. Торопит. Скоро уже кусты зверями казаться будут. Тяжело идут людишки, обреченно.

Порх! Полетел ветерок над рощей тополиной теребить пушистые кроны.

Гнутся макушки. Дрожит листва. Сверкает белым с тыльной стороны.

Створ утесов, на щипцы похожий, все ближе. Хлоп мимо них, края обвеял порывом – и на простор!

Над мысом травянистым летит. Трепещут эдельвейсы, кивают вслед.

Хорошо быть ветром – красоту ворошить и по камням ног не ломать.

На то он и властитель, чтобы миловать или казнить. На Байкале только попадись, когда ветер силы набрал – несдобровать.

Метнулся над рыбацкой избушкой. Разогнал дымок над крышей.

О «конек» стукнулся, обежал его ручейком.

Собрался с силами и по воде, затихшей к вечеру, ударил. Пролетел сотню метров да и растворился-замер-рассыпался. Успокоился в вечерней тиши…

Юркина рука в очередной раз упала и больно ударилась костяшками о камень.

Шевельнулся-сел и поднял тучу вечернего комарья вперемешку с мошкарой.

ЗЗЗЗЗЗЗУУУУУУУУССССС!

Махнул руками. Потянулся раз-другой. Присел-послушал. Вроде тихо, но что-то в окружающих звуках изменилось. Новый тембр закрался в «оркестр» Рытого. Какова природа его – неясно, но что новый – это точно.

Тут вдруг еще один звук возник и еще. Металл о камень ударил. Идут! Они! Начинающий темнеть воздух ожил какофонией звуков.

Несколько человек шагают. Уставшие. Груженые. Молчат.

Воздух и пространство изогнулись. Юрка начинал охоту «с подхода». Этот фокус охотничий – высший пилотаж. Суровое единоборство со зверем. Шаг на местности – пойди угадай – не медленный и не шумный. С ветром не ошибись. Зато интересней намного, хотя и опасней. Ни «загон», ни «рёв», ни «солонцы» [35] «Заго́н», «рёв», «солонцы́» – способы охоты. с ним не сравнятся.

На человека охотиться проще. Не одарил его Господь слухом звериным или чутьем, а позже он и то, что имел, растерял. Суровая плата за достижения цивилизации.

К любому можно вплотную подобраться, а тот и не заметит: слепая животина человек. Правда, взор чужой или присутствие чует иной раз, но тут уж сам не зевай. Подолгу не смотри – скользни взглядом и мыслям с эмоциями воли не давай.

Эти навыки Юрка еще с браконьерства имеет – не раз на него самого охотились в прошлой жизни.

Вспомнил, как с Ромахой-покойничком под нарами в зимовье сидели, дровами прикрываясь.

Тюкнуло тогда в лесу что-то, и старший в секунду оторвал две палки от лежака. Швырнул в сумрак полусонного Юрку, подал ружья, мясо убитой косули, бутор и сам нырнул. Снизу на жерди кинул огрызок веревки и закрепил.