Светлана Лабузнова - Билет до Луны

Каждое лето я приезжаю домой. В поселке давно перестали судачить о моем неожиданном появлении. И старушки больше не качают головами, когда я прохожу мимо них. Я стал почти своим и для них тоже. Мне очень тяжело давалось это слово — «мама». А потом как-то незаметно оно вошло в мою жизнь.

Я в тот первый день съел слишком много копченой колбасы. Я ел ее первый раз в жизни. Поэтому первое время у меня слово «мама» и слово «колбаса» каким-то очень неприятным образом подсознательно ассоциировались. Прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось отделаться от этой странной двусмысленной ассоциации. Я увидел многое из того, что было скрыто на другой стороне Луны. Оказывается, картошку можно жарить, курица бывает целой, а не кусочками, даже когда достаешь ее из духовки, огурцы можно рвать с грядки и сразу есть (лучше немытыми — так вкуснее). К чему я так долго привыкал, так это к тому, что можно есть в одиночку.

Почти все лето я провел в деревне. Оказалось, что я, как и мои сестры, люблю лошадей. Эти умные животные все понимают. Даже кивают головой в знак согласия. Приезжала моя старшая сестра с мужем и сыном. Чудно́, что с мужем сестры и мелким (племянником) у нас одинаковые имена. Проще всего общаться было с младшей сестрой и племянником. Каждый день мы с ними ходили на пруд. Пруд был огромен. Его величие не портили ни группы купающихся, ни караваны уток и гусей. Рядом с прудом был песчаный карьер. Мы с пятилетним Юриком (родные называли его Юрис, чтобы не путать с отцом) строили песочные замки, рыли траншеи и выкапывали пещеры. Как-то я увлекся и стал копать тоннель в глубь песочной скалы.

Тяжело открываются глаза. Свет. Незнакомое лицо склоняется надо мной.

— Что видишь?

— Вас вижу. Где я?

Над головой беленый потолок. Больничный белый цвет. Кому-то он дарит жизнь и надежду, а кому-то — покой.

— В больнице. Ты в рубашке родился. Повезло тебе, парень. Выйдешь — ставьте с мамой магарыч хлеборобам. Заходите, — обращается врач к кому-то невидимому. — Разговорами его не мучить, — добавляет он и выходит из палаты.

В палату заходит мать. В щель неплотно прикрытой двери заглядывает младшая сестра. У матери грустное, заплаканное лицо. В руках носовой платок. Лизка в нетерпении крутится у двери и полушепотом спрашивает:

— А мне можно?

— Погоди! — машет мать.

— Пусть зайдет, — прошу я.

Я всматриваюсь в лица матери и сестры. Видно, как сильно они боялись меня потерять. Ведь меня так долго не было. Я проваливаюсь в сон. В том сне я лежу на каких-то досках. Болит спина, не встать и не повернуться.

Сегодня празднуем мое второе возвращение. Можно сказать, воскрешение. Лизка рассказала, что меня засыпало песком. Я почти полностью влез в тоннель; он рухнул. Только ботинки наружу торчали. Юрик испугался, стал кричать и махать руками. На мое счастье, мимо пруда ехали комбайны на поле. Комбайнеры быстро откопали меня лопатами, вернули к жизни искусственным дыханием.

— Юр, мама и бабушка велели не говорить тебе, но я скажу. Тсс, не выдавай только! Тебя вырыли совсем синим. И врач сказал, что если бы не быстрота рук наших ребят-комбайнеров — тебе бы пришел каюк. Бабушка ругала маму.

Я хотел вернуться домой в тот же день, как очнулся. Мне казалось, что меня снова оставят, как раньше. Но врач не отпустил. Родные приходили каждый день. В моей тумбочке уже не вмещались продукты. Я охотно делился ими с соседом по палате. Со старым дедушкой, которого никто не навещал. Я чувствовал в нем родственную душу. Когда-то я попал в больницу из детдома с фурункулёзом. К ребятам в палате всегда кто-нибудь приходил, а ко мне некому было заглянуть. И чужие мамы молча клали на мою тумбочку что-нибудь съестное.

Моя жена Ириска захотела посмотреть на «бункер» — это она так в шутку называет детский дом. Мы купили конфет ребятне, торт и цветы для Ольги Борисовны.

— Юрка! Рада видеть тебя. Взрослый совсем! — Ольга Борисовна встречает нас в коридоре.

— А вы вот не изменились совсем. — Я с легкостью отрываю ее от пола.

— Да ладно тебе, знаю, что постарела. Ну что ж, давай рассказывай. Минуточку… Сережа, возьми на столе чайник и налей в него воды, пожалуйста, — обратилась воспитательница к одному из проходивших мимо ребят. — Заходите в воспитательскую. Чаю попьем и поговорим.