Татьяна Шипошина - Тайна горы, или Портрет кузнечика

— Ладно, потом расскажешь!

Мы уже вошли. Можно сказать, что «под своды» храма. Но сводов не имелось. Вместо сводов сияло синее и высоченное небо.

— Класс! — не удержался я.

Стены, выложенные из ноздреватого светлого камня. Кое-где сохранились следы штукатурки, а на ней — даже остатки росписи. Полу истертые лики святых.

Росписей сохранилось совсем мало. Зато на стенах в изобилии красовались намалеванные краской чьи-то имена и даже непечатные слова.

Размалевали, когда гора еще не стала заповедником. Много людей сюда захаживало, привлеченных легендами о зарытых сокровищах.

— А это, наверно, алтарь, — поднялся на пару ступенек и перекрестился Иваныч. — Господи, прости!

— Да, — сказал папа. — Видеть больно оскверненную святыню. Интересно, возможно ли храм восстановить?

Иваныч потрогал остатки росписи:

— Все сыплется. Ты только представь: монастырь — на горе, да еще в заповеднике. Здесь нужна хорошая бригада реставраторов. Профессионалы нужны. А денег сколько!

— И вообще, Крым давно другая страна, — напомнил Мигель.

— Но патриархия-то, наверно, Московская.

— Уже легче. Но все равно обидно. И неизвестно, кому этот монастырь принадлежит. Патриархии или государству.

— Вернее, развалины кому принадлежат.

— Развалины…

— Сколько говорено об этой обиде… за Крым. Как можно было Крым сначала подарить, просто так, а потом словно бы выбросить, за ненужностью?! — сказала мама и провела рукой по древней стене [2] Крым был передан тогдашним Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым Украине в 1954 г. В 1991 г., при развале СССР, остался во владении Украины. .

— Предали Крым, да еще дважды.

— Обидно. А монастырь, наверно, можно восстановить, — заметил папа, трогая каменную стену. — Стена, например, стоит крепко.

— Умели люди строить на века! — отозвалась мама.

— А я тоже думал: вот какой хороший монастырь для Иваныча! — неожиданно для себя выпалил я.

— Когда это ты успел подумать такое? — спросил папа.

— А это когда мне сон про Иваныча приснился в тот наш первый подъем на гору.

Я уже и не рад был, что выпалил про свой сон. Мало ли что привидится человеку!

— Надо же! — удивился папа. — Откуда мог взяться сон про Иваныча?

— Расскажи! — попросила Жанна.

— Да, интересно, что может кому-то присниться обо мне… — повел богатырскими плечами Иваныч.

— А обо мне тебе ничего не приснилось? — поинтересовался Мигель.

— Нет, — ответил я.

«Придется рассказывать», — подумал я, видя, как ко мне подтягивается вся компания.

Выслушали меня молча и недоверчиво. Иваныч почесал затылок:

— Да…

— Чего только не привидится! — Папа потрепал меня по волосам.

Я отодвинулся.

— М-да… От поисков сокровищ может и крыша поехать!

Понятно, кому принадлежали эти слова…

А Жанна сказала:

— Вообще-то православные монахи не ходят в капюшонах.

— Это он, наверно, фильмов насмотрелся. «Пятый элемент», например, — пояснила мама.

Могла бы и не пояснять…

— «Куда ночь, туда и сон». Пошли, что ли… — заключил папа.

Все потянулись к выходу из храма.

На улице папа взглянул на солнце, уже висящее высоко, и сказал Денису:

— Ну, раз решение принято, собирайтесь. Пора, а то до ночи опять не успеем. А нам еще ночлег искать. Сашкин начальник не разрешил больше ночевать в изоляторе. Да и доктора симпатичного можем подвести.

— Надо бы дядю Пашу предупредить, — отозвался Денис. — А то нехорошо…

— А долго до дяди Паши добираться?

— Час примерно.

— Час туда, час обратно. Нет, никак не успеваем.

— Может, просто записку ему оставить? — предложила Жанна.

— Придется…

Денис писал записку. Васька как потерянный ходил по галерее и вокруг, как будто хотел найти что-то очень нужное, но никак не находил.

Мама, Жанна, папа и даже Мигель складывали в рюкзаки одеяла, чашки и прочие, неизвестно как расплодившиеся мелочи.

Во всеобщей суете не участвовал только Иваныч. Как изваяние, он сидел на бортике фонтана на фоне разрушенного монастыря и молчал.

Мне почему-то страшновато было даже смотреть в его сторону. А вдруг Иваныч раздумал?

Вдруг сейчас поднимется и скажет: «Ни на ком не женюсь. Никого усыновлять не собираюсь. Все бросаю и снова ухожу — в монастырь или куда-нибудь еще, только подальше ото всех вас…»

Ох как трудно идти до конца, когда даже не знаешь, правильно идешь или нет! Не знаешь — только чувствуешь.

Когда веришь только своему сердцу.