Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих Время драконов часть 1)

Надо проконсультироваться с Пищером — он в физиологии больше смыслит.

Со Сталкером говорить на эту тему просто глупо. Я знаю.

— Сейчас бы ещё стакан... — мечтательно тянет он.

“Едем дас зайне”:

— Что ж: достаю с посудной полки ему стакан. Есть у нас один — на всякий случай, специально для Майн Антикайф Сталкера.

— Пустой,— разочаровывается он в жизни.

— Зато чистый.

: Порой я бываю груб и беспощаден.

Но я не скрываю этого — по крайней мере, как некоторые — за умной фразой. И дальше я показываю ему кукиш. Так что на сегодня победа остаётся за мной: пищеровские запасы спирта я ему трогать не дам.

— Затем мы упаковываем всё, что предназначается для отправки “наверх” и начинаем оттаскивать образующиеся трансы в Палеозал.

: Свет у нас уже очень плохой — дохлый уже почти совсем у нас свет; нет, считай, у нас уже почти совсем никакого света — то есть по комплекту коногонов заряженных на брата у нас, конечно, ещё есть, но мы их не трогаем: священная корова экономии — родной тотем Пищера,— да и мало-ли что... Не хватало нам ещё для полного счастья, чтобы он в этом вопросе оказался прав. Вот отдадим севшие банки в ГрОб на зарядку ( “на зарядку становись!” ) — тогда перейдём на новые. Потому что в ГрОбу зарядят эти наши акомы — и через неделю, или через Пищер его знает, сколько там с’точно — спустят обратно сюда свеже-( надеюсь на это )-заряженные; так что лучше посадить их сейчас “до самого настоящего конца”, чем злить экономного Пищера.

— Мы со Сталкером так и поступаем: налетая в темноте на стены штрека, торчащие из-под свода плиты, крепи и друг на друга,— путаясь в лямках трансов, у которых они пока есть — и бессмысленно пытаясь нашарить их в темноте там, где они сроду не заводились ( известно, что транс, как осторожно и правильно ты ни клади его на пол, всегда оказывается на этом самом полу своей единственной лямкой вниз ),— спотыкаясь к довершению всеобщего инфракрасного счастья о невидимые впотьмах крепи и камни под ногами, мучительно занимаемся переноской наших грузов в Палеозал. И из всей этой огромной, бездонной Вселенной — полной непроницаемо-чернильной тьмы, а также совершенно невидимых нам в упомянутой тьме углов, брёвен, острых выступов камня и плит, что окружают меня по дороге к Хаосу, я лишь однажды вижу слабую красно-жёлтую точечку, которая, дёргаясь, с проклятиями надвигается на меня — и всё-таки проскакивает мимо, так как видит, должно быть, такую же слабую искорку света — микролюмена в полтора от силы, не больше,— что испускает, за неимением нужного количества освобождённого в любимой реакции восстановления электричества, мой коногон —

— только это и позволяет нам не расквасить в данных ‘сумерках породы’ лбы друг об друга.

— Всё,— изрекает наконец Сталкер ( голос его доносится до меня из тьмы веков непонятно откуда ),— надоело это ’лядство. Экономика должна быть.

— И зажигает незначительный кусочек плекса.

: Признаться, поначалу это сильно слепит глаза.

Мы складываем свои истощившиеся системы — точнее, только их отсоединённые банки поверх трансов, предназначенных для ГрОба, и садимся курить. Здесь же, в Палеозале. Пот потоками льётся с нас и пока эта метеорологическая напасть не кончится, уходить отсюда мы не собираемся. К чёрту пищеровские запреты: здоровье дороже.

— Или что там от него осталось?..

Сталкер королевским жестом извлекает из нагрудного кармана комбеза пачку “Астры” — у меня от неё болит голова и он это прекрасно, разумеется, знает — а потому с особой настойчивостью пытается угостить меня ей.

: Не выйдет.

— Я открываю свой портсигар и обычным жестом достаю из него любимую “Ригу”:

С каждым годом доставать её становится всё труднее и труднее.

: Мы сидим и просто курим, и почти молчим, только Сталкер насвистывает в паузах между затяжками нечто абсурдное ( с точки зрения музыкального строя и ритма ) — а когда докуриваем, он, охваченный трудолюбием и жаждой эстетики, лезет в проход, ведущий наверх: очевидно, навести последний марафет.

— И наводит. Иль делает вид: кто знает? Я только едва успеваю уворачиваться от камней, летящих в меня в окружении всяческой более мелкой гадости — но места нагретого, однако, не покидаю: лень-матушка,—

: Заразился от Сталкера. “Да”.

А затем он вдруг говорит: «ухожу, ухожу, ухожу» — как Вовочка в известном анекдоте,— и пятясь ногами вперёд ( опять же, точно на меня ) выползает из шкурника.