Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих Время драконов часть 1)

: Пищер сообщает ( с трудом, не скрою, отрываясь от своего Писания ), что всё это, оТказывается, ‘моё личное тело’ ( и я, как видите, стараюсь ),– главное, чтоб не было никаких сокращений и всё было записано разборчиво и понятно. Данная шокирующая ( не скрою ) информация мне представляется столь важной, что я немедленно пытаюсь донести её до Майн Лютера —

— И это сразу как-то мгновенно/зримо снижает темп его работы. Оно понятно: бедняга, небось, разогнался на пиктографическом письме, гораздо более близком его малярообразной натуре,— теперь же всё придётся переводить в доступное нормальному человеку линейное. Да ещё без сокращений — представляете?..

Перекурив ( всякое ответственное дело начинается с не менее ответственного перекура ) и немного отдохнув на нервной почве ( чему способствовало наблюдение за восьмым чудом света — работающим ‘в попе лица своего’ Шрайбен Сталкером ), я ещё раз пытаюсь уточнить насчёт мата — и получаю неожиданный, но достаточно внятный, хоть и уклончивый, ответ, который ( в свете разъяснённого ) привести здесь не могу.

— И когда это я его “зае…ал”? Непонятно. Я ведь даже писать ещё не начал. Наверное, у него сегодня “эмоциАнальный минус”.

: Мон шер, значитЬ.

— Тут ещё Майн Кат Сталкер бормочет в мой адрес всяческие гадости — но пусть он их и записывает. Давай-давай, пиши, если ‘совест ест’. Хотя смешно применять такие общегуманные понятия к Люберу.

... Пиши-пиши, не фиг языком чесать. Меньше воздуха насотрясаешь — меньше пером скребсти придётся. Уж это — ‘сточно’:

: ‘По яду брючин на салом теле’,— “да”.

— В общем, так творчески мы проводим время до глубокого анус... пардон — вечера. То есть, конечно, до того, что этим вечером здесь приходится условно называть — и определять, исходя из личной усталости,— а потому оговорка вполне естественна, значит,— определять по усталости за отсутствием иных способов: типа часов, скажем. А у меня, между прочим, совсем неплохие органы времени были — самый настоящий “кessel”: стрелочный циферблат, и электронный с тремя таймерами и самоустановом,— всего за 100 рублей по случаю приобрёл. То есть больше, чем за полную зарплату Пищера — и половину моей, соответственно. Или за три стипендии Пита. ( О доходах Брудера в нашем кругу говорить не принято — как о величине, в принципе не сопоставимой ни с какими культурными или материальными ценностями. )

— Как бы только кто-нибудь ‘там, наверху’ к ним не приделал нечто вроде маленьких таких ножек,— или почти незаметного такого...

: Хм — чуть не нарвался на свободу слова, дарованную впопыхах Пищером. Это я гласность его матерную имею в виду. Так что заменяем слово, чуть было с кончика шариковой ручки не слетевшее, на более благозвучное: ... конца ,—

— и возвращаемся, на крутом ‘витраже’ выходя из штопора дозволенной мысли, к прерванной теме:

... у меня аж кисть от ‘усрердия’ начинает сводить с задницей.

«И ЧТОБ ТАККАЖДЫЙ ДЕНЬ БЫЛО»,— заявляет Пищер.

: Ну это он просто сошёл с ума. А жаль — Экскремента нам без него явно не потянуть...

Ладно. В общем, первыми — по причине усталости и полного, а также частичного и прочего отсутствия интереса к писательской карьере, “завязываем” с писаниной мы с Питом. У меня садится свет, система выдыхается прямо на глазах — а я не Павел Островский, чтоб на ощупь бумагу царапать. И не Гомер — пока ещё — слава Босху. < “Все члены МОСХА не стоят одного члена Босха”, — приходит на память соответственно случаю: из, кажется, Сталкера — времён ‘облучения’ в МАРХИ. На всякий случай записываю, а то ведь он у нас скромница... >

— А Сталкер с Пищером разошлись не на шутку. Ну, Пищер-то — понятно: ему до фига всего приходится записывать,— и кто сколько у кого чего съел < вдруг отводит такой туманный взгляд от своих тетрадочек — и вопрошает в сумерки грота: «Никто э... не помнит, чем мы позавчера на ужин с подачи нашего кулинара травились, и сколько это было в граммах?..” — на что Сталкер, конечно же, радостно сообщает, сколько это было в граммах — и Пищер начинает было записывать, но тут до него доходит, какую часть ужина имеет в виду Любер... >, и как часто из-за этого потом к Другу советоваться бегал — и помог-ли ему Друг своим советом ( страна советов на верху до сих пор всё-таки ) — какая температура по этому поводу в гроте остановилась, и уровень радиации < Господи! Услышь молитву мою — переименуй город ÖБНИНСК [1]во что-нибудь более надёжное: как-никак, старейший в стране дураков ядерный реактор... >,— влажность, ветер, “просадки” ( падали — или нет; если “нет” — кто виноват, если “да” — что теперь делать? ) —— и так далее до полного ‘одурвения’. То есть в случае Пищера всё предельно ясно: тяжёлый, бесконечно, случай — “Острое Регистратурное Заблевание”...