Отец ласково смотрит на Пашку. «Теперь по-другому заживем. Все купим: и одежонку, и корову, и яблок. А вот стерлядь заливную мы сейчас с тобой изловим».
Отец забрасывает в речку удочку и в самом деле вытаскивает из воды стерлядь, точь-в-точь такую, какую Пронька утащил у Винокурова. Отец весело наживляет крючок и снова вытаскивает стерлядь. Пашка смеется от счастья: «Ну, наедимся досыта! Ты знаешь, тятька, какая она вкусная, стерлядь-то заливная?»
Потом Пашка забрасывает свою удочку. Глядь, а поплавок уже танцует. Дернул — пусто. Сколько ни забрасывает— ничего поймать не может. Совсем расстроился. А отец подсказывает: «Ты, Паша, подальше лесу-то закидывай, вон туда, в омуток». Пашка забрасывает в омуток, и верно: должно, попалась рыбина пуда в два, никак вытянуть не может. Зовет: «Тять, помоги!» Отец бросает свои удочки, бежит к Пашке. Рыбина бьется уже у самой поверхности. И вдруг Пашка видит, как из воды вылазит зацепленный крючком за нос весь в зеленой тине Ботало. «Ну что, поймали? — хохочет он, скаля зубы.— Вот я вам сейчас покажу!» И вытащил наган. «Бежим, тятька! — орет не своим голосом Пашка.— Бежим!» Но ни Пашка, ни отец не могут бежать: ноги тяжелые, будто свинцовые, еле с места сдвигаются. А Ботало уже по берегу скачет, тину с головы сбрасывает. «Не уйдете! Не уйдете!» Видит Пашка: Ботало отца уже догоняет. Вот уже схватил за подол рубахи, наганом в спину целит. Пашка в ужасе кричит: «Тятька, бей его, у него силы никакой нет». Но отец или не слышит Пашки, или ударить не может. Бах! — раздался выстрел, и отец упал. «Тятька, тятька! — плачет Пашка.— Ты живой? Скажи, ты не убитый?» Отец лежит, не отвечает, а Ботало, словно козел, скачет вокруг него, хохочет и стреляет: бах, бах, бах! От выстрелов, громких и резких, Пашка проснулся. Смотрит широко открытыми глазами, скованный кошмаром, не может прийти в себя: сон или нет? А выстрелы гремят и гремят, то далеко, то близко.
— Что такое? — шепчет Пашка одеревеневшими губами. — Никак, в самом деле стреляют?
Он спустился во двор, выбежал на улицу: никого не видно, а выстрелы грохочут со всех сторон. Сердце бешено забилось: «Неужто наши? Неужто пришли?!» Кинулся снова во двор, в избу. Мать, встревоженная, у окна, смотрит на улицу.
— Маманя, теть Матрена, наши пришли! И тятька, может, пришел. Я побегу посмотрю.
Мать испугалась:
— Не смей, Паша! Слышишь: не смей!
Но Пашка был уже далеко. Куда бежать, решил сразу: где сильнее пальба. А она гремела за речкой, в той стороне, где жил раньше, на андроновской дороге. Мостков не стал искать: перебрался через речку вброд и побежал что есть духу. Миновал огороды, проскочил проулочек и, только вывернул на угол улицы, увидел мужика с небольшим узлом г» руке. Он бежал навстречу, то и дело оглядываясь назад. Пашка струсил: «Вор, что ли?» И на всякий случай вскочил в первую попавшуюся калитку. Мужик поравнялся. Пашка выглянул и чуть не вскрикнул: Ботало! «Вот так да! Куда он чешет?» Но тут же понял — удрать хочет. И, не раздумывая, кинулся за ним.
Ботало добежал уже до моста, да вдруг остановился с поднятой ногой: впереди занялась бешеная стрельба, раздалось громовое «ура!». Ботало неожиданно взвизгнул, шарахнулся к прибрежным кустам, а потом, словно ошпаренный, бросился назад, к дому. Пашка спрятаться не успел — Ботало пронесся мимо. Он и не взглянул на Пашку — не до этого было.
— Ага! — злорадно засмеялся Пашка.— Забегал, гад!
Уже стало совсем светло, когда Ботало добрался до своего двора. Заметался по нему как угорелый, шаря глазами, куда бы спрятаться. Сначала полез на чердак, но с половины лестницы спрыгнул. Забежал в сарайчик, однако и там не нашел места. Рванулся к погребу, который находился за сарайчиком. Быстро открыл его, кинул туда узелок, оглянулся по сторонам и залез, закрыв над собой крышку.
Пашка вбежал во двор, поискал, чем бы привалить. Увидел старое тележное колесо, подкатил, опустил на крышку. Для верности на колесо накатил большой тяжелый чурбак.
«Вот и сиди теперь здесь».
Пока занимался Боталом, стрельба переместилась ближе к центру. Пашка забеспокоился: не прозевать бы самого интересного — боя. Однако бой, видать, только разгорался: на главной улице, что вела на площадь, выстрелы слились в сплошной треск.
Туда идти побоялся, придумал забраться на мельницу. Прошмыгнул несколько огородов, перелез через забор и спрыгнул в мельничный двор. Прячась за телеги, за огромные высокие лари, добрался до лестницы.
Высунулся Пашка в чердачное окно, ахнул: на улице человек сорок солдат. Одни отстреливаются, другие, кто без сапог, кто в исподнем белье, мечутся, не зная, куда бежать, кричат, размахивают руками. А вдали уже показались партизаны.
Читать дальше