Виктор Сидоров: Повесть о красном орленке

— Волнуется народ. Ропщет. Кой-где за топоры хватается. В Черемшанке двух карателей колчаковеких того... порешили.

— Как же это? — ужаснулась бабушка.— Ить беда на все село падет.

— И то: хватают сейчас мужиков и порют. Дознаться хотят, кто порубил.

Сунул дед в рот десятка полтора гвоздей и пошел вбивать их в подошвы. Левая рука едва словчится выхватить изо рта гвоздь и поднести к подметке, а правая уже вгоняет его молотком. Не успел Артемка надивиться дедову мастерству, а у него уже рот пустой.

— Деда, а за что они колчаковцев-то?

— Кто их знает... За добро не убьют.

— А того, сына Свиридихи, за что?

Мать снова прикрикнула:

— Отцепись от человека. Дай послушать.— А потом тихо, тоскливо: — Когда эта жизнь кончится? Нет ни дня покоя. Горе да слезы.

Дед согласно закивал:

— Это верно. Побесился, чай, народ. Волком глядит каждый друг на друга. Чуть заплошал — хвать тебя оземь... В Касмалинских борах, сказывают, партизаны какесь объявились.

— Что за партизаны? — подняла брови мать.

— Бог ведает. Против властей бунтуют, беляков гоняют, богатеев зорят...

Артемка так и подался к деду, выдохнул сипло:

— Разбойники?

— Да будто и нет,— протяжно ответил Лагожа.— Сказывают, пообиженные мужички да дезертиры собрались ватагой и нападают.

Артемка смотрит на деловитые руки деда и диву дается: как эти мужики, партизаны, что ли, солдат не боятся? Утех винтовки, гранаты и даже пулеметы есть. А у мужиков что? Видать, смелые мужики-то.

— Что запритих? — вдруг донесся до Артемки дедов голос.— Принимай-ка обувку.

Артемка встрепенулся, схватил протянутые Лагожей сапоги.

— Ой, какие! — только и смог произнести от радости.

Сапог не узнать: совсем как новые стали, с блестящими толстыми подметками, с надбитыми каблуками, на которых сверкают подковки. Лагожа смазал сапоги дегтем, и кожа теперь стала мягкой, почти расправилась от вмятин.

— Спасибо, деда...

Лагожа ласково улыбнулся:

— Носи на здоровье, Темушка...— А потом вдруг хлопнул себя по лбу: —Ну память! Совсем забыл,— и вынул из бокового кармана пиджака вчетверо свернутую газету.— Ты грамоте знаешь?

— Знаю,— ответил Артемка.— Дядя Митряй обучил. И писать теперь умею.

Мать с гордостью глянула на сына, заулыбалась:

— Читает и пишет. Хваткий он у меня. За три раза буквы одолел.

Дед качнул одобрительно головой.

— Ишь ты, молодчага! Ну, тогда читай вот. Мужичка тут встретил, дал он мне газетку, говорит, сообчение есть про моего знакомого. В Каменской тюрьме он. Федькой Коляда зовут...

Артемка взял газету, трудно, почти по складам, стал читать:

— «Каменская мысль». Девятого мая тысяча девятьсот девятнадцатого года»...

— Ну-ну,— поторопил Лагожа.— Нам все одно: мысль она или не мысль. Ты сообчение ищи.

Артемка читал вслух заголовки:

— «Молебен в честь верховного правителя России адмирала Колчака»...

— За здравие, значит,— уточнил Лагожа.— Штоб жил и царствовал... Дальше, Темушка.

— «Купец первой гильдии Винокуров дал обед господам офицерам»...

Дед даже крякнул.

— Гуляет наш Адриан Ильич. Любит похороводить. Самогон, поди, рекой лился...— Помолчал, вздохнул.— Пущай гуляет, коли деньги есть... Ну, про что там еще?

Артемка перелистнул газету, прочел несколько заголовков, пока не наткнулся на резкие, тревожные слова, напечатанные жирными буквами.

— «Побег преступников»...

Лагожа сразу встрепенулся.

— Это, кажись, оно самое. Ну-ка, читай, сынок.

Артемка монотонно забубнил:

— «В ночь на шестое мая тысяча девятьсот девятнадцатого года из Каменского арестного дома сбежали посредством снятия крючьев дверей и нападения на караул нижеследующие преступники: Овсянников Василий, Лукин Андрей, Устинов Григорий, Вилков Дмитрий, Колядо Федор...»

В этом месте Лагожа с силой хлопнул ладонью по столу.

— Вот тебе так!

Он вскочил с лавки, обвел всех таким победоносным взглядом, будто не какой-то там Колядо Федор, а он сам только что бежал из тюрьмы.

— Видал?! Федька-то, а? Считай, из-под самого расстрела ушел. Молодец-то каков!

Артемка никак не мог понять, почему Лагожа радуется, если из тюрьмы убежали преступники. Он об этом прямо и спросил деда.

Лагожа неожиданно рассердился:

— Кто преступник? Федька Коляда? Да это же наш брат, трудящий, бедняк голопузый. Схватили его за то, что за баб да сирот вступился. Пришли к ним в деревню колчаки и давай лошадей отбирать. А Федька с дружками своими поразогнал их. Преступник! Это он для них преступник, а для нас человек милый... Давай-ко читай, Темушка, дальше.