Михаил Коршунов - Требуется дворник

— Я не только самолюбивая девушка, я и не пугливая девушка.

Катя вонзила лопату в снег:

— Пойду убирать квартиры, вот что.

— Зачем ты затеяла с квартирами?

— Чтобы не потерять квалификацию.

Костя остался один.

Из бойлерной вынырнул Цупиков. Знакомая картинка — будет ждать Аиду для того лишь, чтобы потом долго смотреть ей вслед.

Но Цупиков подбежал к Косте и отчаянным голосом спросил:

— Аида выйдет за меня замуж? Как думаешь?

— Спроси у нее.

— Ты спроси, когда будет возвращаться.

И Цупиков исчез, испарился. Совсем очумел или перегрелся в бойлерной.

Аида шла уже с пустой сумкой, возвращалась. Костя взялся за лопату и покатил снег навстречу. Аида остановилась, наблюдала. Костя приблизился, сказал:

— Медведя на кольце хочешь иметь?

— Что?

— За углом стоит.

Толя действительно выглянул из-за угла как по заказу.

— Подержи. — Аида сбросила с плеча сумку.

Костя едва подхватил ее.

— Дай сюда лопату. — Аида выдернула у Кости большую фанерную лопату и устремилась с ней туда, где прятался несчастный Толя. Лопата — наперевес. Толя в рваном полушубке — в армии говорят, одежда второго срока, — помчался во весь дух в подъезд. Цупиков был прав, что боялся. Аида с подобной же скоростью добежала до подъезда, отшвырнула лопату и тоже влетела в подъезд.

Аиды и Толи долго не было. Доносились их взволнованные голоса. Костя успел выкурить — съесть, как отмечает Толя, — сигарету. Наконец показалась Аида, подняла лопату и направилась к Косте. Следом вышел Толя, постоял немного и закричал:

— Люблю девчонку с губами цвета карамели!

Аида вернула лопату Косте, взяла у него сумку, круто развернувшись, набросила сумку на плечо. Посмотрела на Цупикова, покачала не без сожаления головой.

— Горожане! — вопил Толя, как недавно вопил Глебка, что его истязают. — Свадьба! Стелите бархаты!

— Веди скорее под венец. — Костя показал Цупикову на беседку, на крыше которой стояли купола из снега. — Развивай успех…

Цупик растерялся, замолк. Тогда Аида сама взяла Толю за руку и повела в беседку. Торжественно. Выходить замуж она умела, даже в шутку.

— «Расплету косу на две!.. — пропела она. — Жемчуг раскачу по блюду!..»

На порог прачечной выскочила Тетеркина: она понимала, что что-то происходит, но что?

— Они куда? — спросила у Кости.

— «Лирика русской свадьбы». Читали? Сборник образцов.

— Нет. Не читала.

— Издательство «Наука». Рекомендую.

Старухи на скамейке, наблюдая за Аидой, шушукались, кривили губы. Одна сказала:

— Утушка подстреленная.

И старухи дружно и спешно засмеялись. Их счастье, что этого не видела и не слышала Аида.

…Костя подхватил лопатой снег и вдруг увидел, что подстраивается вторая лопата. Он оглянулся — Катя.

— Ты освободилась?

— Уже, — ответила Катя, и они вместе покатили перед собой снег.

Катя сильная, не отстает от Кости, хотя Костя пытается ставить свою лопату первой, но Катя замечает его уловку.

— Ты упряма, — говорит Костя.

— Да. Со мной бывает.

— На свадьбу к подруге ты поехала тоже из-за упрямства? — спросил Костя и тут же испугался вопроса.

— Расскажи что-нибудь еще о синем «Геликоне», — совершенно спокойно попросила Катя.

— Капитан Дик воевал с «Иваном — длинные руки», потому что «Иван» желтого цвета, — начинает радостно говорить Костя. — С почтовым ящиком воевал, потому что ящик синий, как и «Геликон».

Катя закрыла глаза.

— Ты что? — испугался Костя.

— Хочу представить себе синий «Геликон». — Потом глаза открыла: — Нет. Не могу. Не получается.

В воскресенье Катя, Глебка и Костя шли по улице Герцена.

— Пошатаемся по центру, может и набредем на что-нибудь интересное, — сказал Костя.

— Давайте набредем на пирожку, — предложил Глебка.

— Никаких пирожных до обеда, — сказала Катя.

— А на что брести?

— На морковь.

— Сама бреди.

— Что за тон, Глеб Корнеплодович, — покачал головой Костя. — Что за манеры?

— Сопротивление властям? — спросила Катя. — Директивам?

Глебка молчал. Он давно не верил в справедливость: стрелять прищепкой — запрещено, умываться без мыла — запрещено, ездить по льду на портфеле — запрещено, хотя ученики этим занимаются, еще начиная с ледникового периода. Глебка шел, перебирал в памяти запреты, варьировал. Расстегивать незаметно ранцы у девочек на спине и незаметно вкладывать в ранцы косы — запрещено, дразнить старух, которые сами первыми пристают, — запрещено, очень грустить — запрещено, очень веселиться — тоже. Невольник. Раб. Последнее открытие особенно поразило, и это сделалось заметным. Костя сказал: