Михаил Коршунов - Требуется дворник

— Я работаю на звероферме. И ничего тебе не предлагаю. — Теперь улыбнулась и Катя. — Ты вроде Глебки.

— Почему?

— Не созрел еще. На фонаре сидишь.

— Не созрел для чего?

— Для собственного сознания. За тебя решают обстоятельства. Ты и здесь в силу обстоятельств.

— А ты — обстоятельства?

Катя не ответила.

Разговаривали они на кухне. Катя закончила мыть посуду. Костя перетирал посуду полотенцем.

Они стояли рядом.

— Тебя кто-нибудь обидел? Ну… в том крае, где солнца восход? Куда ты ездила? — Костя спросил в своей шутливой манере, но Катя угадала в вопросе серьезность.

— С чего ты взял, что меня обидели?

— Показалось. — Костя был осторожен: он никак не хотел причинять Кате хотя бы малейшую боль.

— Закажу себе «кенгуру» и уеду, чтобы не казалось.

— В «кенгуру» на звероферме! — Костя засмеялся. — На севере диком!

— В лоб получишь, — сказала Катя и щелкнула пальцем по тарелке, которую держал Костя.

— А за что?

— Я самолюбивая девушка.

— Ты говорила, что ты любопытная.

— Я — всякая. Пора усвоить.

Костя накинул полотенце Кате на плечи и тихонько привлек Катю к себе. Совсем близко смотрел ей в глаза, ждал в Катиных глазах ответного движения. Катя спокойно сказала:

— Ты забыл.

— Что?

— Я ничего тебе не предлагаю. Повесь полотенце на место — в танковых войсках должен быть порядок.

Катя вскоре ушла: она нанялась убирать квартиры. Костя тоже ушел: ему надо было встречать «Ивана — длинные руки» — механический уборщик снега. Костя взял красный флажок, с помощью которого регулирует работу «Ивана». Поверх куртки надел жилет оранжевого цвета и подпоясался: жилет отличительный знак дорожного рабочего.

Глебка сидел за столом на двенадцать персон один. Глебке было грустно. Вспомнил мать. Она о нем забыла. Живет далеко. И отец забыл. Между ними, как говорит тетя Слоня, происходит расхождение. Они друг друга перестали любить. Глебку они тоже перестали любить? И получилось — Глебка один на свете. Можно иметь и мать и отца и быть одному. Глебка это понял. Надо, наверное, обо всем молчать, и это называется личной жизнью. Участковый спрашивает у Глебки: «Как живешь-можешь?» Пенсионер Овражкин интересуется, успешно ли грызет гранит науки. Аида спрашивает: «Как дела, безразмерный троечник?» И при этом дергает за козырек фуражки, унижает. Глебка отбивается от нее ногами, а она хохочет губастым ртом. Катя никогда не дергает фуражку, а поправляет только. Катя гораздо лучше Аиды, она обыкновенная. И глаза у нее настоящие, не намазанные, и не губастая она. Мама у Глебки тоже обыкновенная. Зовет ее Глебка Макси. Теперь Глебка один на свете, некому сказать «Макси». Недавно Соня Петровна стукнула Глебку мокрым бельем, когда стирала. Мама не стукнула бы.

Глебка совсем по-настоящему печально вздохнул, встал из-за стола, нашел в шкафу, сделанном из трех ящиков, ключ от теткиной квартиры, оделся и вышел во двор. Он слышал, как лязгает транспортером «Иван — длинные руки» и как подстраиваются к нему косматые грузовики, чтобы принять от «Ивана» снег и увезти. Пересек двор и вошел в парадное. Поднялся на лифте на шестой этаж, отпер дверь квартиры, снял пальто и, держа его в руках, направился к комоду, очень похожему по виду на тетю Слоню. На комоде лежало глиняное яблоко. Глебка вынул из кармана деньги и положил в яблоко. Потом лег на ковер и накрылся пальто. Под голову приспособил отогнутый угол ковра.

В комнате было темно, страшно. Темнота пугает, потому что в темноте ничего не видно, а только слышно. Глебка терпел, не боялся, лежал на полу в безлюдной квартире. Хотелось уснуть, чтобы потерять страх, а то еще явится Джек Потрошитель или вспыхнет одинокий глаз, и не поймешь, во что он вставлен — в одноглазого кота или вовсе не в кота. Но никак не засыпалось, но потом заснулось, и Глебка начал видеть и слышать. Это был сон. Во сне увидел и услышал Костю. Костя был в красной косынке, завязанной на затылке узлом, за поясом торчали рукоятки пистолетов, на широко расставленных ногах — сапоги-лодки. Поперек лица — длинные ровные усы, вроде Костя прижал верхней губой черный карандаш «Пионер».

Глебка проснулся — в комнате горел свет: над Глебкой стояла Катя.

— Как ты вошла? — спросил Глебка.

— Ты в дверях забыл ключ.

— Я больше не хочу.

— Чего ты больше не хочешь?

— Жить в Москве. Я хочу к маме.

— Где твоя мама?

— Она в расхождении с отцом.

Катя пожалела, что спросила, но разве ожидаешь подобного ответа? А в жизни всего надо всегда ожидать. Старая как мир истина.