Александр Варшавер - Повесть о юных чекистах

— Есть хочешь?

— Конечно! — обрадованно воскликнул Костя.

В кабинет принесли еду. Костя едва успел поесть, как подошел поезд. Чекисты устроили его в купе проводников мягкого вагона.

Прощаясь, Костя попросил позвонить в больницу, сообщить, что через несколько дней он по почте вышлет захваченные «по ошибке» вещи.

К вечеру Костя был дома.

На следующий день после возвращения Бардин пошел с Костей на военное кладбище. Сняв фуражки, они молча постояли у аккуратного, обложенного дерном холмика с деревянной пирамидкой, увенчанной красной звездой. На пирамиде металлическая дощечка с выгравированной надписью:

РУБАКОВ ВАСИЛИЙ КУЗЬМИЧ

1908–1922

Боец эскадрона особого назначения ГПУ.

Геройски погиб в схватке с бандой.

О многом передумали они, стоя у Васиной могилы. Бардин — о своем безрадостном детстве, о юнгах ЧК, какими были погибший Вася и чудом спасшийся Костя. «Эх, — думал он, — не детское это дело громить бандитов», — и винил себя за отправку ребят в ту роковую поездку, да еще без оперативного работника, а с глубоко штатским человеком Савиным. «Не уберегли ребят! Ни я, ни Савин!» — повторял он про себя.

А Костя все не мог решить, правильно ли он поступил, не оставшись с Васей. Он задавал этот вопрос и Бардину, и Гулливеру, и другим чекистам. От всех он слышал один ответ: «Правильно!».

— Ты же произвел отвлекающий маневр, — объяснял ему председатель ГПУ. — А то, что Савин не смог прийти вовремя на помощь, вина не твоя.

Все же сомнения не покидали Костю, и он мысленно рисовал себе картину, как бы они вдвоем с Васей отбивались от бандитов до прихода помощи, забывая о том, что Вася был ранен, а вытащить его из-под пуль он бы не смог.

В Москву Бардин с Костей не поехали. Вступительные экзамены в академию давно закончились, истек и срок поступления на рабфак. В отделе после ликвидации банды «Шмелей» и братьев Никитченко стало относительно спокойно.

Бардин считал, что Костя «после купания» должен отдохнуть и окончательно залечить рану. Поэтому он не поручал Косте никакой оперативной работы, а усадил за разборку разных архивных бумаг.

Через месяц Бардин намечал продолжение Костиных занятий, с тем чтоб за зиму подготовился на последний курс рабфака. Не оставлял своей мысли о поступлении в академию и Кирилл Митрофанович.

— Пропустим, палка-махалка, годик. Ничего нам не станет. Мы еще молодые, особенно ты, — говорил он Косте. — Ну, станешь профессором на год позже. Даже как-то солиднее будет!

После одного такого разговора Бардина вызвали к начальнику ГПУ, а возвратясь от него, Кирилл Митрофанович сказал Косте, что они завтра уезжают.

Куда и зачем, Костя не стал спрашивать. Работа в ГПУ научила его не задавать вопросы старшему, за исключением тех случаев, когда что-то непонятно в приказе.

«Болтовня и праздные вопросы не украшают мужчину, особенно чекиста, — неоднократно учил Костю Бардин. — Будет в том нужда, тебе скажут!»

На следующее утро они встретились на вокзале. Только сейчас Кирилл Митрофанович сообщил Косте:

— Из Москвы пришел приказ: мне временно прибыть в распоряжение Тамбовского ГПУ, для выполнения одного задания, — он улыбнулся, — а ты будешь моим первым помощником!

В Тамбов они приехали вечером. Их встретил товарищ в штатском костюме, привез на какую-то тихую улочку в стороне от центра города. Здесь у пожилой женщины поселили Костю.

Когда они с Бардиным остались одни, Кирилл Митрофанович сказал:

— Несколько дней тебе придется посидеть дома. Кормить тебя будет хозяйка. Кто ты — она не знает. Если спросит, скажи, приехал сюда поступать в техникум. Что будем делать? Скажу одно: работенка будет интересная. Ну бывай!

Несколько раз по вечерам Кирилл Митрофанович приходил на квартиру Кости. Они вместе с хозяйкой пили чай. Бардин, пощипывая подрастающие усики, рассказывал разные смешные истории и расспрашивал Костю, как он готовится к экзаменам.

В одно из таких посещений Бардин попросил Костю «проводить его до угла». На улице очень скупо рассказал о предстоящей операции и чем они с Костей будут заниматься. Разговаривая, Бардин достал кисет, свернул цигарку и закурил, что противоречило его твердому убеждению о вреде табака. На Костино замечание: как же это так? — он пожал плечами.

— Мало ли чего приходится делать во вред здоровью? Кроме того, мастеровой человек привычнее смотрится с цигаркой. Да и какое это курево — легкий табачок? То ли дело махра или самосад.